На деревню дедушке
Шрифт:
Впрочем, Нечаев был настоящим плебейским революционером, хотя он, подобно Бланки во Франции, но с более демонической последовательностью, заблуждался в своих взглядах на методы революционного действия, что привело к большому несчастью для молодого тогда освободительного движения в России. А в наши дни создавать культ воли и мифа, хотя бы в искусстве, — это скорее бутафория, хотя и не столь невинная. Мы с нами, дедушка, знаем реальные модели таких идей, достаточно страшные.
Как–нибудь в другой раз, любезный Константин Макарыч, я покажу вам слепое видение во весь рост. А пока прошу вас не думать, что это мелочь ничтожная, плод недомыслия или хитрости старых борцов за кубок жизни и молодых финалистов, знающих, что обгон разрешается только с левой стороны.
Значит ли это, что здесь безнадежность скрывается? Ни в коем случае. Пусть юные лирики от полноты чувств поют увядшей жизни цвет без малого в осьмнадцать лет, им это простительно, это всегда бывало. А мы с вами уже вышли из цветущего возраста. Пора взглянуть на эту муку мученическую более трезвым взглядом. Да, милый дедушка, жизнь рождает такие драмы—шутки, что никакая фантазия не придумает — хочешь плачь, хочешь — смейся, если тебя самого колесом не придавило. Но жизнь диктует также норму человеческого разума в его исторически данных рамках Можно сочетать противоположности так, что получится какофония, сказал Ленин, и можно сочетать их так, что получится симфония. Что в природе вещей? И то, и другое. Чаще первое проявляется, но за ним следует наказание, ирония истории, по известному выражению классиков марксизма, и хотят этого люди или не хотят, они начинают думать–то есть свое видение придерживать. История продолжается, она не кончилась — не перешла без остатка в царство целесообразности и морали.
Теперь скажите мне прямо, милый дедушка, простили вы нас с Иваном Жуковым или отложим этот вопрос до финала на небе, как в «Фаусте» Гете?
Читая художественную литературу, я вижу, что люди серьезно или для собственного развлечения заняты вопросом о своей ответственности.
Одни говорят, что нет в мире виноватых, потому что все обусловлено, то есть имеет свою причину, и даже волки зайчиков грызут лишь потому, что они так устроены и не могут без этого жить. Хорошо родиться зайцем, вести себя благородно, без пролития крови, но — сие от волчьего жребия не зависит.
А другие говорят, что все в мире виноваты, потому что люди и звери связаны одной веревочкой, так что остаться без вины невозможно, даже зайцев — и тех оправдать нельзя: зачем они не протестовали, поддерживая своим молчанием волчий мир?
Однако, любезный Константин Макарыч, это очень широкие обобщения, которые, может быть, необходимы математически, чтобы прикинуть, какая нелепость из наших конечных суждений в пределе получается. Но если конкретно говорить, то сами по себе эти выводы не только в теории тождественны, они и практически ведут к одному и тому же — чтобы ничего не делать. Ушел, так сказать, в свое личное видение и там буду сидеть.
Но только ничего не делать человек не может. Вот он ногой пошевелил и уже сослепу какое–нибудь невинное создание, микробу, может быть, раздавил. Где же выход? По моему слабому разумению, первое правило — во всякой слепоте, которая нас ослепляет в силу нашей личной или исторической слабости, искать, сколько возможно, зрячего взгляда на мир и со всей страстностью и напряжением нашей субъективной воли этот максимум защищать. Границы возможного относительны, они меняются, мы не всегда можем схватить раздвоение жизни и объективный или, если хотите, даже абсолютный выбор, который она нам предлагает. Тут много всякого несоответствия между условиями задачи и нашей способностью ее решить как в смысле понимания, так и в нравственном отношении. Только ради всего, что есть на свете хорошего, — не надо эту слепоту в перл создания возводить, не надо мифологию создавать и коллективный бред! Потому что если даже зайца учить, что он должен слепо свое рвение доказывать, то этот самый заяц тоже остервенится и может кусок живого мяса ухватить.
Бывают положения, когда трудно разобрать, что к чему, не все так ясно — одним словом, темный лес. Но если дело определилось и ты можешь о нем частично понимать и другим людям как повежливее доказывать, но пожестче, чтобы это дело было доходчиво, — то служить надо прояснению мозгов, то есть подъему самосознания и самостоятельной деятельности народных масс. А насчет мифологии — «поменьше рвения», так сказал Талейран.
Вот, например, патриотизм — это большое чувство. Но кто же теперь считает настоящим патриотизмом такое рвение, будто у нас все было раньше, чем у англичан, и чуть ли не сами англичане происходят из города Углича ? Между тем сочтите, сколько людей занималось производством этого видения из материалов реальной истории? Если прикинуть на трудодни, так у Терентьича будет плохое состояние самочувствия и боль в области сердца.
Можно было понимать, что такое субъективное вмешательство в реальные факты жизни и такое насилие над ними, или нажим, нахрап, истерия, раздуваемая всякими плутогениями, — не к добру и не к пользе нашей, не к достоинству, а наоборот: и можно было предвидеть, что после прилива будет отлив. Теперь вот я нередко вижу людей, которым уже Чернышевский устарел и надо скорее ухватить в других странах, что поновее и почудней. Между прочим, часто бывает так, что одни и те же городничка справляют свои именины и на Онуфрия, и на Антона. А если которые помоложе и на Онуфрия просто не успели, то иногда я смотрю и мысленно вижу этих новаторов в былой обстановке. Страшное дело!
Все это у нас, говорят, реакция на старое. Однако если вы немыслящая материя, то есть из одних только реакций состоите, то не жалуйтесь, если будет плохо. Потому что все это уже известно — в левое ухо глянь, в правое выглянь. Между бутафорским новаторством и бутафорской ортодоксией, честное слово, большой разницы нет. И то, и другое состоит в раздувании субъективного видения, какое бывает на сегодняшний день. А я так думаю, милый дедушка, что для мыслящего существа во всех этих реакциях участвовать и во всякой последней реакции брать самую высокую ноту — это и есть безнравственность. Но в таком грехе вы нас с Иваном Жуковым обвинить не можете.
А второе правило, Константин Макарыч, состоит в том, что надо делать выводы из уроков. Положим, вы хотите, чтобы у вас вырос цветок. Ну что же, не станем дожидаться, пока он сам вырастет, отсталых бьют — давайте тянуть его вверх. Не получается! При помощи такого вмешательства субъективной воли цветок не вырос, как бы не захирел. Но, может быть, мы с вами на этом деле выросли? Печальный опыт играет важную роль в жизни людей, это сама жизнь учит их своей неласковой рукой. И тут опять проверка — будем мы выводы из уроков делать или нет? А то природа еще раз сыграет какую–нибудь драму—шутку и так далее… У ней это запросто! Давайте лучше нашу активность из ее законов выводить, и пусть цветок растет сам, то есть органически, как ему положено по законам природы, а мы со всей страстью и со всей нашей субъективной энергией будем ему помогать — землю перекапывать, водой поливать, удобрение вносить. Это будет тоже прогресс, только более верный и с меньшими жертвами.
Милый дедушка, мы с вами в самом начале, кажется, договорились, что мои письма к вам только условность. Не удивляйтесь поэтому, что я о таких вещах тоже условно рассуждаю, как бы все это от нас с вами зависит, и речь идет о сознательной деятельности без примеси реальных интересов, Но вы должны отдать мне справедливость — нет у меня этого кустарного реализма, свойственного бедному умишке, который об исторических делах рассуждает с точки зрения целесообразности и домашней морали. Вот если бы его спросили, все было бы гораздо лучше!