На дорогах четырех королевств. Том 2
Шрифт:
Только Шарки не видел беды в том, что теперь его сородичи были везде, куда не глянь – сотни узкоухих, десятки повозок. Расстояние до стен Закаригарда быстро сокращалось, и также быстро улетучивалась возможность свернуть в сторону. Нужно было пытаться ночью. Теперь им пришлось бы двигаться поперек движения, и этим они, несомненно, привлекли бы к себе всеобщее внимание.
Тоскливая неуверенность все росла. Биорк подбадривал себя мыслью, что если уж их навестил недавно Черный Шептун, то все должной обойтись, – тем более, и ему досталась небольшое пророчество: про
Тем временем стена крепости выросла перед их глазами, заслонив все вокруг. Сложена она была из огромных тесаных блоков, и так давно, что они уже проросли друг в друга своими каменными корнями и превратились в цельный монолит.
Окруженные толпой, неумолимо несомые ею, как морским течением, путники влились в появившиеся, откуда-ни возьмись, широкие ворота. Сквозь движущуюся толпу варваров Биорк видел просторную площадь, которая лежала сразу за стеной. Некогда это был, наверное, грандиозный рынок, самый большой в известном мире. Площадь была правильной круглой формы, вымощенная светлым камнем, и с высоким обелиском посередине. По ее краям, ближе к внешним стенам, в арочных нишах, находились пространства для купцов: лавки, лабазы, подвальные магазины, стойла для лошадей и место для гостевого постоя. Все сделано добротно, надежно, из камня и карагачевых балок.
Выше, к крепостным стенам, уступами поднимался сам город. Череда широких лестниц через равные промежутки рассекали амфитеатр. Никогда еще Биорк в своих плаваньях не встречал такого необычного города. Размах и величие его заставляли думать, что нынешние обитатели пределов никогда уже не поднимутся до грандиозных свершений предков; золотой век показывал свое непревзойденное мастерство. В ясных линиях архитектуры, чистой нотой звучала открытость помыслов и надежда на незыблемость разумного мира…
Но все это было в глубокой древности; груз веков и владычества варваров оставили свою тяжелую печать на всем: застарелыми кострищами, разрушенными закопченными памятниками. Степняки вливались в покинутый город гномов, гремяще, оруще, привычно, как в свое исконное место, безраздельно принадлежащее только им. И эти сотни, тысячи чужаков, собравшиеся со всего междугорья, не могли заполнить великолепное пространство полностью.
– Какое грандиозное сооружение! – восхищенно проговорил Ганин. – Смотри, Серега, вот они – забытые цивилизации, сон тысячелетий…
– Колизей отдыхает, – согласился Дежнев. – Но ведь это тоже все – наше прошлое, наша история, если верить теории о Воссоединении. А нам достались только пирамиды… Учебник истории на свалку. Эх! Стакан чёрного кофе бы! Убил бы за кофе…
Биорк увидел, что уруктаи спешат занять самые удобные ниши. Они загоняли под арки тягловых животных прямо с повозками – высота и глубина позволяли это делать, не распрягая их. Сразу разводили костры, ставили над ними котлы. Некоторые места, видимо, были уже для них, как свои коронные, – на них прочие прибывшие не претендовали, за другие – случались короткие стычки.
Шарки на это все смотрел спокойно, и вел свой отряд дальше по кругу, туда, где толпа уруктаев редела. Это была правильная тактика: их варвар выказывал неожиданную сметливость.
Наконец они нашли место еще никем не занятое – далеко, почти напротив ворот, через которые они въехали в город. Рядом с их нишей оказалась одна из широких лестниц. Через несколько последовательных пролетов она вела вверх в город, в высокое здание, состоящее сплошь из одних лоджий. Вдоль парапета этой лестницы был проложен каменный водосток, и по нему бежала струйка воды, а внизу у ниши стояла каменная чаша. Она была до краев наполнена. Можно было утолить жажду самим и напоить лошадей.
Голем первым оказался возле источника воды; он прильнул к чаше жадным ртом и вдобавок по плечи опустил в нее свои синие руки.
Распрягли лошадей и поставили арбу поперек, так, чтобы она прикрыла от чужих взглядов их стоянку. И вовремя. Они недолго оставались без соседей: скоро справа от них расположился уруктай, который приехал один, без всякого сопровождения. Он слез со своего тощего варана, и скинул на каменную плиту небольшую котомку. Ящер у него был совершенно необычного, серого цвета, глаза, словно затянуты молочной пленкой. Биорк решил, что это от старости.
Узкоухий равнодушно глянул на рассматривающего его человека, снял с пояса мешающий ему огромный продолговатый тесак, и склонился над своими пожитками.
– А в соседях у нас Д’Артаньян, – вполголоса сказал Дежнев своему приятелю. – В рваных штанах, но верхом и с верной шпагой – искатель военного счастья.
– Угу, похож, – согласился Ганин, глянув исподлобья. – Не светись здесь, а то шевалье прицепится. Надо бы еще и палатки поставить, чтобы больше отгородиться.
Они принялись ставить свои палатки.
В центре площади, возле обелиска, начала собираться толпа. Их сосед встрепенулся и тоже пошел туда, предварительно проверив узел на поводе, которым он привязал к каменному столбику свою костлявую клячу.
– Я тоже идти, узнавать, – сказал Шарки, глядя, как в ту сторону со всех краев площади потянулись кособокие фигурки. – Вы все осторожно. Не смотрите в глаза никакому, даже старый и хилый.
На боку их уруктай приладил меч Ганина.
– Так точно, мой зеленый группенфюрер, – с готовностью осклабился Дежнев. – Не извольте беспокоиться, шагайте себе на здоровье. Штандарт свой не возьмешь для представительности?
Уруктай подвигал маленьким подбородком, видимо, идея выглядела привлекательной, – Шарки очень нравился его тотемный знак, он, пожалуй, даже относился к нему с трепетом, – но отбыл все же без своего символа значимости.
Биорк прошел к арбе, поправил джутовый покров, и справился у гномов, как они себя чувствуют. В ответ он получил серию возгласов про рваные чуни и плодовитых людей, чадолюбиво рожающих ежиков.
– Потерпите еще немного, – попросил их Ассандр. – Пусть все стойбище наконец устроится и мы выпустим вас размять кости.