На фронтах Первой мировой войны. 18-й гусарский Нежинский полк
Шрифт:
Полковник Д. И. Ромейко-Гурко 30 декабря в очередной раз вступил во временное командование дивизией. И офицеры, и нижние чины в начале января были загружены повседневными хозяйственными заботами. В полках шла поверка имущества. Между прочим, хранитель Музея 18-го гусарского Нежинского полка, штаб-ротмистр Л. Д. Кишкин, в своем рапорте доложил, что все вещи полкового Музея хранятся в Ельце в избранном им месте, там же сложена и часть имущества офицерского собрания. Интересно узнать: какова судьба этого склада?
5 января полк уже находился в д. Нечайна, возле м. Домброва-Тарновска. Тут он простоял до 22 января. Многие получили из дома посылки. Служба не выглядела трудной, хотя с 9 января и начались обычные строевые
«…ходит сам на разведки, переодевшись в штатское платье…».
Но есть и совершенно тёмные личности. У некоторых – особые пометки:
«имеет подложный паспорт…», «имеет при себе очень маленький фотографический аппарат…», «был лакеем, вид авантюриста…», «брюнет с сильной проседью, лет 36, среднего роста, с усами, вид разбойника…».
Не лучше и женщины:
«очень веселая, среднего роста, блондинка, худая, миловидная, интересная, хороший цвет лица… выглядит интеллигентной, в разговоре вульгарна, тип уличной проститутки…», «выглядит маленькой девочкой… боязливая, нервная, уличная проститутка…», «девица, проститутка, очень малого роста, лет около 18–19…».
Создается впечатление, что в этом списке – и уже задержанные шпионы, и перевербованные, и еще только подозреваемые. Вот с таким контингентом приходилось работать интеллигентному полковнику, сыну фельдмаршала. В списке несколько жителей г. Новый Сандец. Значит, Д. И. Ромейко-Гурко, будучи комендантом города, попутно занимался и контрразведкой. Записан в этой «Полевой книжке» и капитан Ведерин, курировавший разведку в штабе 3-й армии.
15 января полковник Д. И. Ромейко-Гурко командирован по делам службы в г. Тарнов (Тарнув). На следующий день он возвращается. Что-то не дает ему покоя. В своих воспоминаниях он пишет:
«…у меня лопнул пояс на животе, заболели мускулы живота и показалась небольшая грыжа. Я отпросился на несколько дней во Львов для того, чтобы там найти себе новый пояс».
В приказе по дивизии, подписанном генерал-лейтенантом А. М. Драгомировым, говорится:
«Уволенного в г. Львов для совета с докторами специалистами вр. командующего 1-й бригадой полковника Ромейко-Гурко полагать в отпуску…».
Казалось бы, всё логично и всё законно. На автомобиле полковник добирается до административного центра Восточной Галиции. Но далее начинаются невероятные события. Следует стремительная поездка на поезде за 1750 верст, из Львова в Петроград. Д. И. Ромеко-Гурко даже много лет спустя, в эмиграции, объяснял это тем, что во всем Львове не нашлось нужного пояса, и, дескать, доктора эвакуировали его в столицу. Но почему не в Киев, всего за 550 верст? И что это за уникальный такой бандаж, который невозможно починить на месте?
Как пишет Д. И. Ромейко-Гурко, в столице он пробыл всего два дня, а затем отправился обратно и оказался во Львове, видимо, в самом конце января. Тут он узнал, что дивизия уже не на отдыхе, а в Карпатах. Действительно, 18-й гусарский Нежинский полк покинул д. Нечайна 22 января и к вечеру того дня
Полковник Д. И. Ромейко-Гурко отправился из Львова по зимнику на штабном автомобиле. По дороге он заехал в Томашев, в штаб 3-й армии, где встретил своего давнего знакомого по Пажескому корпусу полковника М. К. Дитерихса.
«Он мне сообщил, что Драгомиров на меня рвет и мечет, что несколько дней тому назад он был в штабе армии, где сообщил, что я бежал из дивизии в Петербург, и прибавил еще что-то менее правдоподобное. Дитерихс его поднял на смех…».
Понятно, что генерал А. М. Драгомиров был возмущен долгой отлучкой подчиненного. Возможно, у него также закрались подозрения, что полковник пытается действовать через его голову, нарушая субординацию. В этом, думается, истинная причина конфликта. В своих мемуарах Д. И. Ромейко-Гурко явно что-то недоговаривает. Он пишет:
«В тот же день я явился Драгомирову. Он меня очень нелюбезно принял, сказав, что здесь другие за меня дерутся. Я ему ответил, что донес ему о моей эвакуации в Петербург, откланялся и пошел к ординарцам…».
И это всё. Откровенного разговора не получилось. Между двумя военными словно пролегла полоса отчуждения. История эта казалась загадочной, пока в архиве, в «Полевой книжке» командира полка, не удалось обнаружить черновики рапорта полковника Д. И. Ромейко-Гурко начальнику дивизии генералу А. М. Драгомирову. Листки помечены 9 февраля. В 10 часов 20 минут утра полковник писал с обстреливаемой позиции у д. Петна (Пентна):
«Доношу Вашему Превосходительству, что когда я представлялся Его Императорскому Высочеству Вел. Кн. Николаю Николаевичу, Его Высочество приказал мне Вам передать благодарность полкам 16-й кавалерийской дивизии за их лихую кавалерийскую работу от лица Его Высочества, во-первых, как бывшего Генер. Инспектора, а, во-вторых, как Верховного Главнокомандующего. Прошу извинить, что за недостатком времени до сих пор об этом письменно не донес. Полк. Гурко». Вот оно что! Оказывается, действительно, полковник грубо нарушил устав: через головы многочисленных начальников он, видимо, благодаря личным связям, попал на прием к самому Верховному Главнокомандующему. Что же такое важное заставило его сделать этот шаг? Что вызвало крайнюю обеспокоенность бывалого разведчика?
Соблазнительной представляется версия, что он каким-то образом узнал о планируемом неприятелем ударе в районе Тарнув – Горлице. Однако это – маловероятно. Теория оперативного прорыва начала складываться поздней осенью 1914 года, и германские военные разрабатывали ее так интенсивно, что к началу 1915 года она предстала уже достаточно разработанной. Были установлены нормы материального обеспечения прорывов. Были разработаны инструкции по преодолению войсками укрепленных позиций. Но практиковаться в новых приемах боя германские войска начали в глубоком тылу ближе к весне, причем некоторые резервные полки для этого были отправлены в окрестности разрушенных селений и городов в Бельгии и во Франции. Разве могли об этом проведать перевербованные агенты из списка Д. И. Ромейко-Гурко? Что касается конкретного плана большого наступления 11-й германской армии под г. Горлице, то возник он только в марте и держался в тайне даже от австрийского командования. Разумеется, никто не мог о нем знать в середине января.