На государственной службе
Шрифт:
— Книга! — застонал он. — Вы залили кровью Книгу. Что вы наделали!
Он схватил Книгу и принялся вытирать ее платком, но тут вспомнил, что до сих пор не вызвал врача. На мгновение он замешкался, потом отложил Книгу и бросился на место. Все вокруг было залито кровью — может быть, он совершил ошибку? — женщины возле прилавка не было, но он слышал ее всхлипывания.
— Скорую помощь, — говорил он в микрофон. — Необходима срочная медицинская помощь. Немедленно.
Должен ли он был что-нибудь сделать для нее? Он не имел права оставлять свое
Что у него с руками? Может быть, он забыл что-то, что должен помнить? В памяти словно отзвук пронеслись какието воспоминания — какие воспоминания? Все в порядке: он сидит на своем месте, рука лежит на Книге, а перед ним — сияющий мультифранк. На своем месте… Конечно, на своем но почему снова это чувство, отдаленное, пугающее воспоминание, что все на самом деле не так?
Почему он глядит на свои руки?
Говардс передернулся, открыл мультифранк, включил его, сбросил цифры, щелкнул пробным и рабочим выключателями, а когда загорелся зеленый свет, поглядел на циферблат и набрал: 4.999…
Что-то не то. Почему он так сделал? Украдкой оглянувшись, он тотчас сбросил цифры. Длинная черная стрелка часов передвинулась еще на одно деление, замерла на вертикали и тут же перед его окном выросла громадная очередь. Люди тесно прижались друг к другу и молча глядели на него, только в конце очереди раздавались приглушенные голоса.
— Доброе утро, сэр, — обратился он к розоволицему джентльмену, стоявшему впереди. — Чем могу…
— Давайте без разговоров. Надо работать, а не языком чесать. Это заказное письмо надо послать в Капителло, в Италию. Сколько с меня?
— Это зависит… — начал Говардс.
— От чего зависит, черт возьми? Мне надо письмо отправлять, а не байки слушать.
По толпе пробежал нетерпеливый ропот, и Говардс, деланно улыбнувшись, сказал:
— Это зависит от веса, сэр. Заказные письма доставляются орбитальной ракетой, и оплата зависит от веса.
— Тогда, черт возьми, кончайте наконец болтать и взвесьте его, — он протянул письмо Говардсу.
Говардс взял письмо, просунул его в прорезь и назвал цифру.
— Это просто черт знает как дорого! Я только вчера посылал письмо в Капителло — обошлось гораздо дешевле.
— Возможно, оно весило меньше, сэр.
— По-вашему, выходит, я вру? — кричал розоволицый джентльмен, все больше наливаясь краской.
— Что вы, сэр, я просто сказал, что раз отправка письма стоила дешевле, значит, его вес был меньше…
— Какая наглость — называть человека лжецом! Вам это так не пройдет! Я хочу немедленно поговорить с начальником смены!
— Начальник смены не принимает посетителей. Если вам угодно подать жалобу, то пройдите в Бюро Жалоб — Комната восемь тысяч девятьсот тридцать четыре.
Появился долговязый рыжий парень.
— Я бы хотел дать телеграмму моему дяде: «Дорогой дядя, срочно вышли сто кредитов…»
— Заполните, пожалуйста, бланк, — сказал Говардс, нажимая кнопку, подающую бланки в наружный ящик.
— Но
— Я очень сожалею, но мы не принимаем телеграмм под диктовку. Вы можете это сделать по любому телефону.
— Но я не могу опустить монету в автомат. Очень коротко: «Дорогой дядя…»
— Бесчеловечная жестокость, — возмутилась стоявшая следом девушка.
— Я был бы рад помочь вам, — сказал Говардс, — но это запрещено правилами. Я уверен, что кто-нибудь из стоящих в конце очереди заполнит вам бланк, а я с радостью приму телеграмму.
— Как вы все разом разрешили! — улыбнулась девушка. Она была очень хороша, и стоило ей немного наклониться, как ее грудь легла на прилавок. Я хочу купить несколько марок.
Говардс улыбнулся в ответ:
— Я был бы очень рад помочь вам, мисс, — но почта больше не выпускает марок. Стоимость отправления печатается прямо на конверте.
— Очень разумно. Тогда, может быть, у вас на складе найдутся юбилейные марки?
— Это другое дело. Продажа юбилейных марок разрешается согласно пункту У-23Н/48 Книги.
— Как вы образованны — просто прелесть. Тогда, пожалуйста, выпуск, посвященный Столетию Автоматической Службы Пеленок.
— Какое хамство — спроваживать людей! — закричал розоволицый джентльмен, просовываясь в окошко. — Комната восемь тысяч девятьсот сорок четыре заперта.
— Совершенно точно. — Комната восемь тысяч девятьсот сорок четыре заперта, — холодно сказал Говардс. — И мне неизвестно, что происходит в Комнате восемь тысяч девятьсот сорок четыре. Бюро Жалоб находится в Комнате восемь тысяч девятьсот тридцать четыре.
— Тогда какого черта вы посылаете меня в восемь тысяч девятьсот сорок четвертую Комнату?
— Я вас не посылал туда.
— Посылали!
— Нет, нет. Я не мог сделать такой ошибки.
Ошибка? Мелькнуло в мозгу Говардса. О нет, ни за что.
— Прошу прощения, я ошибся, — побледнев, обратился он к девушке. Недавно выпущено специальное указание, запрещающее торговлю юбилейными марками на почте.
— Ну, какая разница, — сказала девушка, игриво надув губы. — Я прошу всего несколько малюсеньких марочек…
— Поверьте, будь это в моей власти, я был бы счастлив сделать для вас все, но нарушать правила я не могу.
— А посылки бить вы можете? — рассерженный верзила оттолкнул девушку и швырнул на прилавок сверток. Сверток источал отвратительный запах.
— Я уверяю вас, сэр, что это не я разбил.
— Мой сын говорит, что разбили вы.
— Тем не менее, это не так.
— Выходит, мой мальчик врет! — заревел мужчина и, перегнувшись через прилавок, сгреб Говардса за грудки.
— Перестаньте, — выдавал из себя Говардс, вырываясь, и услыхал, как затрещала материя. Он нашарил кнопку вызова охраны и надавил ее. Кнопка отломилась и упала. Говардс рванулся сильнее — клок рубашки остался в руках верзилы.