На грани одиночества
Шрифт:
Лиа прыгает вверх-вниз, крича и аплодируя. Из-за этого ее грудь и попка тоже подпрыгивают, поэтому я переворачиваюсь на спину и хватаю ее, притягивая обратно на кровать, и накрываю ее рот своим.
— Это самая тупая вещь, которую кто-либо когда-нибудь делал, — бормочу я между смешками и поцелуями.
— Это было потрясающе, — говорит она. — Всегда хотела это увидеть.
Я хочу трахнуть ее снова немедленно, но смех так измотал меня, что я укладываю нас обоих обратно и просто целую ее еще какое-то время. Эти поцелуи неспешные, но такие
В конце концов, Лиа возвращается к своим вопросам.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать шесть.
— Где ты родился?
— В Огайо.
— У тебя есть братья или сестры?
— Нет.
— Как давно ты здесь?
— Пару месяцев.
— Ты собираешься и дальше здесь оставаться?
— Возможно.
Она вздыхает и опускается на спину рядом со мной. Я чувствую около себя ее плечо.
— Эван, почему ты здесь?
Черт.
— Ну, здесь потрясающий воздух, — говорю я, пытаясь перевести все в шутку и также, по возможности, сменить тему. — Погода никогда не бывает слишком холодной, и мне не нужно беспокоиться о том, чтобы выпускать Одина без поводка.
Она молча смотрит на меня долгим взглядом. Я отвожу от нее глаза.
— Ты живешь в захудалой лачуге в глуши, — говорит она. — У тебя есть ноутбук и реально жутко выглядящее ружье. Должно быть, у тебя есть кое-какие деньги, так зачем ты решил жить здесь?
— Ну, знаешь, — говорю я со смешком, — если я скажу тебе…
Я замолкаю.
— Ты должен будешь убить меня?
Пожимаю плечами. Наверное, это правда, хотя впервые в жизни у меня вообще-то есть свое мнение об этом. Я бы не возражал рассказать ей и почти чувствую обязанным сделать это, но знаю, что не смогу.
— Я был морпехом, — наконец, тихо говорю я. — Прошел подготовку в Вирджинии, был ранен во время службы, и с почестями был отправлен в отставку. Пожалуйста, больше ни о чем меня не спрашивай.
Кончики ее пальцев мягко гладят мою щеку.
— Не буду, — обещает она. — Мне жаль.
Знаю, что создаю о себе ложное впечатление, но это лучше, чем откровенная ложь, и я не могу дать ей более подробную информацию о моей дальнейшей жизни. Ну и что бы я сказал? Между прочим, ты только что трахнула бывшего морского снайпера, ставшего киллером босса чикагской мафии. С добрым утром.
Да уж... вряд ли.
Завтрак проходит в тишине, и после того, как мы закончили, она присоединяется ко мне и Одину для прогулки по окрестностям. Хочу спросить ее, чем именно она планирует сегодня заняться, но понимаю, что немного тревожусь из-за того, что она ответит.
Я не хочу, чтобы она уходила.
Оно и понятно. Я не разговаривал ни с одним человеком с тех пор, как больше месяца назад ездил в Пинон за бензином, и там я лишь обратился к продавцу, уточняя цену за литр Гаторейда. До этого я ни с одной душой не обмолвился и словом со дня отъезда
—Это временно.
— Да ну, пока не найдешь кого либо лучше и не пошлешь, чтобы навсегда устранить меня? Я не дурак, Ринальдо.
— Так почему же ты до сих пор еще здесь?
— Прекрасно. Я пойду.
Я чувствую прикосновение к своей руке, и ее пальцы скользят от локтя к ладони. Секундой позже наши пальцы переплетаются, это ощущение волнующе и желанно.
— Ты сожалеешь об этом? — вдруг спрашивает Лиа.
На мгновение я думаю, что она смогла прочесть мои мысли, но потом понимаю, что она имеет в виду прошлую ночь. Или сегодняшнее утро. Не важно.
— Я парень – мы не сожалеем о сексе.
Она фыркает и трясет головой, опустив взгляд на землю под ногами. Ее рот сразу же приоткрывается, и она кусает губу. Я слегка сжимаю ее пальцы, и она снова встречается со мной глазами.
— Я не жалею об этом, — подтверждаю я, и она искренне улыбается.
— Я никогда так раньше не делала, — тихо говорит она. — Я никогда не поступала так... спонтанно. Ты так меня понимаешь – лучше, чем когда-либо делал он.
— У него есть имя?
Она секунду пристально смотрит на меня.
— Уильям.
— Уильям – засранец, — однозначно говорю я. Она снова улыбается, но ее улыбка грустная.
— Он не всегда был таким, — отвечает она. — Когда мы учились в школе, он был таким милым и отличался от других парней. Он вырос в резервации недалеко от моего родного города. Полагаю, он был…экзотическим. Думаю, я также верила, что разговоры об алкоголизме коренных американцев полная чушь.
— Просто из-за того, что это стереотип, не значит, что он никому не подходит, — бурчу я.
— Чистая правда, — кивает она головой. — Мой отец любил его, и я думаю, когда его не стало…мой отец умер от рака два года назад…
— Прости, — бормочу я. Даже не знаю, почему так отвечаю, обычно, я не любитель стандартных ответов.
— Все нормально; столько времени прошло, — она делает глубокий вдох, прежде чем продолжить. — Мой отец любил Уилла, и я знаю, он хотел, чтобы мы были вместе. Думаю... если бы папа не любил его так сильно, то, скорее всего, я оставила бы его до того, как все это случилось.
— Ты мне расскажешь, что он сделал?
— Он пьет.
— Ты говорила это.
— И тогда становится злым.
Я жду продолжения. Уже догадываясь, о чем пойдет речь, и пьянство – только часть этого. И дело не в выпивке, а в том, что он просто мудак.
— Однажды он меня ударил, — говорит она тихо. — Я имею в виду – это было давно, до того, как мы обручились, и это не значит, что он никогда не сделал бы такого снова.
Она разражается безрадостным смехом. И в моей душе разгорается желание, чтобы этот ублюдок выследил ее, тогда я смог бы его убрать.