На грани тьмы
Шрифт:
Он стоял перед плитой, готовя блины для себя и Майло из остатков яичного порошка. У него оставалось еще полконтейнера взбитых сливок к арахисовому маслу — любимому блюду Майло.
В кои-то веки у них выдался поздний завтрак. Ноа обычно приберегал это блюдо для особых случаев, но после последних нескольких дней им с Майло нужно что-то особенное, что-то только для них двоих.
Дом, который Розамонд выделила им в «Винтер Хейвене», представлял собой большой бревенчатый коттедж с четырьмя спальнями, полом из ореховых досок, сводчатыми
За большими витражными окнами он мог видеть дом Дэррила Виггинса в пятидесяти ярдах слева. Тонкая линия деревьев тянулась по пологому склону, ведущему к реке в ста ярдах сзади.
На ветке клена сидел кардинал. Несколько белок гонялись друг за другом среди снега, перепрыгивая с дерева на дерево.
В душе Ноа нарастало беспокойство. Последние несколько дней выдались долгими. Слишком длинными. Налет на Картеров, история с Билли и казнь — все это не могло не сказаться на нем. Он был измучен, измотан до предела душой и телом.
Он не хотел думать о том, что произошло. Картеры мертвы. Вот что имело значение. Город получил свое правосудие. Монстры больше никому не причинят вреда.
Мысли о Джулиане постоянно мелькали в его голове, как назойливые мошки, от которых он не мог отмахнуться. И чувство вины. Ноа старался не думать об этом. Старался не думать ни о чем из этого.
Он мечтал завалиться в постель и забыть обо всем на шесть часов блаженного сна, но не мог. Он обязан заботиться о сыне.
Майло выстроил свои фигурки Лего на столешнице, стреляя по каждому лазерными лучами и шепча «Пиу, пиу!» под нос. Его медицинский браслет стучал о поверхность стойки.
Ноа перевернул очередной блинчик и озабоченно нахмурился.
— Эй, сынок. Мы можем поговорить несколько минут?
— Конечно, папа.
Последствия бойни прошли как в тумане. В последние несколько дней Ноа рано уходил и поздно возвращался домой. Он видел сына, но еще не садился с ним и не говорил о том, что произошло. Не то чтобы ему это хотелось.
Майло вел себя тише, чем обычно. Хмурый, немного задумчивый. Но он не выглядел настолько травмированным, как ожидал Ноа.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Живот не болит? Чувствуешь усталость или головокружение?
Майло сморщил нос в раздражении.
— Я в порядке, папа.
— Хорошо, хорошо. Я понял тебя.
Ноа сжал пальцы, уставившись на обручальное кольцо. Он боялся этого разговора, но больше не мог его откладывать.
Ханна умела отлично справляться с такими вещами. Она обладала природной эмпатией и умением общаться с людьми. Она знала, что и как сказать. Ноа чувствовал себя неловко, у него заплетался язык, как будто он мог сказать что-то не то и навсегда испортить жизнь своему ребенку.
— А как насчет… других вещей?
Майло ничего не сказал, просто ждал, пока Ноа объяснит.
Ноа выдохнул.
— Я хотел поговорить с тобой о том, что произошло в церкви. Что ты чувствуешь по поводу того, что видел.
Майло отвел взгляд и уставился на остров. Он поджал губы, прямо как делала Ханна.
— Квинн сказала мне не смотреть.
— Что это значит?
— Она сказала, это игра.
— Какая игра?
— Она сказала не смотреть на те плохие вещи, что случились. Если я хорошо справлюсь, то выиграю.
Ноа забыл дышать. Он забыл про блинчики.
— И ты справился? Ты не видел ничего плохого или ужасного?
Майло взял в руки одну из фигурок Лего — Дарта Вейдера с двумя световыми мечами. Он вынул оба световых меча из пластмассовых рук Дарта Вейдера и положил их на столешницу.
— Мне нравится побеждать в играх, папа. Думаю, и в этой я ее обыграл.
Он посмотрел на Ноа и улыбнулся. Никогда еще он не выглядел таким похожим на свою мать. Нежный, ранимый, но за этими большими темными глазами скрывается сила.
От облегчения Ноа едва не прослезился.
— Это… это очень хорошо, сынок.
— Тот мужчина со странными глазами был страшный. И мама Квинн. Они были злыми.
— Да, точно, — согласился Ноа, и ненависть к Билли Картеру вновь наполнила его. Чувство вины накатило на него. Но он его отогнал.
— Квинн боролась с ними. Прямо как супергерой. — В глазах Майло светилось обожание. Сын боготворил эту девушку. А кто бы не стал, после того, что она сделала?
Она могла спасти себя и бросить Майло. Но она этого не сделала. Каким-то образом, среди всего этого ужаса, у шестнадцатилетней Квинн хватило ума защитить психологическое здоровье его маленького сына.
Колючая, Квинн с голубыми волосами — язвительная и умная, но яростная и храбрая. Их с Майло собственный ангел-хранитель.
Майло выглядел нормально. Он прошел через многое, но, учитывая, насколько все могло быть плохо, остался цел и невредим. В следующий раз ему могло настолько не повезти.
Ноа должен сделать так, чтобы следующего раза никогда не произошло.
— Твои блинчики, — заметил Майло.
— Что?
— Я думаю они горят.
Ноа выругался. Едкий запах заполнил его ноздри. Он перевернул блинчик в форме Микки Мауса, над которым работал. Он сгорел до черноты. С помощью лопаточки он переложил его на пустую тарелку и выключил конфорку.
— Извини, на этот раз без Микки.
— Все в порядке, папа. У нас их много. Как говорит мисс Молли, всё рано или поздно оказывается в одном месте.
— Стоит прислушаться к ней. — Ноа поправил тарелку Майло. Он намазал толстый слой арахисового масла на два огромных блина, почти таких же больших, как тарелка, намазал один взбитыми сливками, а второй положил на первый, как сэндвич. Затем передвинул тарелку по столу. — Ешь.
— Что случилось с плохими парнями? — спросил Майло.
— Они больше никого не обидят.