На грани жизни и смерти
Шрифт:
— Нет, моя кузина намерена возвратиться в Россию, — сказал Агапов довольно сухо. — Гринина — человек самостоятельный, решительный и, главное, на редкость честный. Она не способна подвести кого бы то ни было.
— Не совсем понимаю вас, — насторожился Покровский.
— Хочу сказать, ваше превосходительство, что тот француз, который так ловко обвел ваших людей вокруг пальца в Севастополе, не имеет никакого отношения к намечавшемуся приезду моей кузины в Крым.
— Что вы, господь с вами! — замахал руками Покровский. — Какое мне дело до этого щелкопера!
— Что же касается приезда
— О, полноте, полноте, Александр Кузьмич, что вы говорите! Слово чести, я лично не имею никакого отношения к убийству этого француза. А кузине пишите — пусть приезжает. Мы встретим ее, нашу замечательную балерину, с надлежащими почестями. Сейчас, насколько мне известно, будем иметь честь выслушать, Александр Кузьмич, ваш доклад о том, как превратить Крым в неприступную твердыню. Моя служба не допустит, чтобы чекисты взорвали нас изнутри.
И оба вошли в зал, где должно было с минуты на минуту начаться важное совещание.
* * *
Группа чекистов действовала в Крыму. С нею должны были поддерживать связь болгарские патриоты, ждавшие в Варне условного сигнала от Христо Балева.
На базаре в Ялте шумела, суетилась пестрая толпа. В Крыму находились не только крупные силы белых. Сюда стеклась масса гражданского населения чуть ли не со всех концов послереволюционной России. Чем больше проходило времени после дислокации в Крыму врангелевской армии, тем больше становилось на местных базарах продающих и меньше покупающих. Интервенты завезли на полуостров не только вооружение, но и массу иностранных товаров. Заморские спекулянты вели бойкую торговлю всякой всячиной. Базары были важным полем деятельности как агентов Покровского, так и чекистов. В торговых рядах с утра до вечера толкался разный люд. Наметанный взгляд мигом,выхватывал из пестрой и шумной толпы нужного человека. Служба Покровского выпускала на рынки целые своры агентов, перехитрить которых было далеко не простое дело.
Одним из самых бойких мест на ялтинском базаре была обувная лавка. Рыжебородый хозяин лавки сам шил легкую, очень удобную в носке обувь любого фасона и размера. Лавка его пользовалась большой популярностью у жителей Ялты, в особенности у женщин. Сапожник был человеком обходительным, веселым, мог уступить товар по сходной цене.
Как-то утром в лавку вошла разгоряченная быстрой ходьбой молоденькая женщина и прямо с порога громко, так, что все слышали, обратилась к рыжебородому продавцу со словами:
— Весь базар обегала, никак не найду для барыни нужной обувки. У вас, случаем, не найдется, хозяин, чего-нибудь подходящего?
Даже опытным глазом трудно было узнать в рыжебородом Василия Захарова. «Переквалифицировавшийся» в сапожники, он, бросив взгляд на бойкую покупательницу, спросил:
— Какой товар-то интересует?
— Мягкие домашние туфли для барыни, ноги-то у нее распухли, ни одна обувка не налезает.
— Может, по мерке сшить?
— А можно?
— Состряпаем за милую душу! Срок-то какой дашь?
— Да чем раньше, тем лучше. Прямо беда. Кричит, ругается...
— Ну тогда возьми две-три пары, пущай примерит. Не подойдет — могу за-ради такой красавицы, как ты, за ночь сварганить отменную обувку.
— Ой, спасибо, а какие взять-то?
Рыжебородый выбрал две пары самых больших туфель.
— Пусть примерит. Скажи, что я готов услужить.
Довольная обхождением покупательница со свертком в руках удалилась. Рыжебородый посмотрел ей вслед и, обращаясь к подозрительным типам, толкавшимся в лавке, сказал:
— Хороша разлюли-малина! Эх, хорошо! Хороша, да не наша.
Когда лавка опустела, рыжебородый ушел в соседнюю комнатушку и навел большой бинокль на причаливающее к берегу судно. Он не отводил бинокля до тех пор, пока не увидел спускающихся по трапу на пристань моряков.
Судно было болгарское. Оно доставило оружие для врангелевцев. Многие другие такие посудины с оружием для врагов Советской России члены военной организации Болгарской компартии уничтожали, пускали ко дну, делали все, чтобы груз попадал не к врангелевцам, а в боевые группы Варны, Бургаса и других приморских городов. Это судно благополучно дошло до Крыма потому, что «красному призраку» Чочо по заданию центра надо было проникнуть в Крым, наладить связь с рыжебородым, передать шифровку...
Чочо тоже невозможно было узнать. Он выглядел бывалым моряком с пышными боцманскими усами. Незаметно отстав от группы моряков, которые решили прогуляться по Ялте, Чочо отправился на базар. Он медленно шел вдоль лавок со всевозможным товаром, потом остановился перед витриной с выставленной в ней дамской обувью. Войдя в лавку, он сказал рыжебородому на ломаном русском языке:
— Надо очень красивые туфли. Для моей булки.
— Как так — для булки? — не понял продавец.
— Понимаешь, это моя женщина, жена. У нас так называют.
— Это у кого же — у вас?
— У болгар. Продается или нет?
— В лавке все продается. На то она и лавка.
— Можно посмотреть?
Рыжебородый снял с витрины туфли, сказал с улыбкой:
— Думаю, что эти понравятся твоей булке.
— О, красивая вещь. Больше искать не буду. У тебя возьму, — обрадовался болгарский моряк.
— Значит, в гости к нам пожаловали? — поинтересовался продавец.
— Да, дня два постоим.
Моряк протянул деньги и, получив коробку с туфлями, стал прощаться.
— Я, пожалуй, еще зайду. С товарищами. У них тоже есть булки.
— Милости просим, ждем с превеликим удовольствием, — радушно ответил продавец и проводил болгарина до дверей.
Оставшись один, Вася запер лавку изнутри, прочел шифровку, полученную от болгарского моряка. Шифровка содержала важное задание: постараться проникнуть в дом генерала Слащова-Крымского, выкрасть из сейфа бумаги, которые имели отношение к планам обороны Крыма. В особняке генерала, где Агапов был частым гостем, обслуживающий персонал был тщательно проверен. Захарову с большим трудом удалось устроить Стешу, жившую у матери под Ялтой, служанкой в доме генерала Слащова-Крымского. Она-то и приходила в лавку к «рыжебородому» за легкими туфлями для своей непомерно полной хозяйки. Рыжебородый получил доступ в генеральский особняк.