На грани
Шрифт:
— И куда нее она направилась?
— В какое-то место в Озерном крае, в отель.
— И сколько времени она не давала о себе знать?
— Недолго. Пять-шесть дней.
И она никому не сказала, что уезжает?
Да.
— Как же вы ее нашли?
— Она мне позвонила. И я поехала, чтобы встретиться с ней.
Я увидела, как Пол отвел взгляд и внимательно рассматривает что-то на стене. Взяв графин с водой, он наполнил пустые стаканы.
— А в этот раз вы не связались с тем отелем?
— Нет, — усмехнувшись, проговорила я. — Мне это не пришло в голову.
— Не помните
Помню. «Уиндермир». По названию озера. — Полицейский записал название.
Но тогда ситуация была совершенно другой.
— Вы хотите сказать, что сейчас она не находится в угнетенном состоянии?
— Я имела в виду, что сейчас у нее есть Лили.
— И в угнетенном состоянии она не находится, — повторил он, старательно изгоняя из этих слов оттенок вопроса.
— Нет, — подтвердила я, ожидая, что Пол меня поддержит. Когда он не сделал этого, я подняла на него глаза. Но взгляд его по-прежнему был устремлен вниз, на стол.
Вы того же мнения, сэр?
Да.
Офицер улыбнулся.
Кажется, вы не слишком уверены в ответе.
Верно. Так оно и было. Пол пожал плечами.
— Она — как все мы. Страшно занята — работа, маленький ребенок. Устает очень. Порою испытывает стрессы. И все же... не думаю... ну, не кажется мне, что причина в этом!
— Но, уезжая, она знала, что Лили не останется без присмотра?
— Да, но... — Пол не закончил фразы.
— Каким образом вы станете разыскивать ее? — спросила я, чтобы не отвечать на их вопросы.
— Отрапортуем, как только вернемся, начальник свяжется с Флоренцией, проверит рейсы из Флоренции и Пизы в эти дни, время вылетов, узнает, улетела ли она и куда. Если выяснится, что она ёеще в городе, мы отправим ее описание в Интерпол. — Он помолчал. — Знаете, девяносто процентов всех, чьи розыски начинает полиция, звонят сами или находятся в течение первой же недели.
Ни больше, ни меньше. Мы вновь очутились в стародавнем мире официальной статистики, на которую ориентируется полиция, в мире, где закон нарушают негодяи, за что их преследуют добропорядочные граждане. Такую сказку я вполне могла бы прочесть Лили перед сном, если не бояться того, что и ребенок в нежном возрасте Лили припрет тебя к стенке, усомнившись, правда ли это.
Напоследок у них был к нам ряд просьба требовались фотография и дальнейшая помощь в описании одежды, которая могла быть у Анны с собой.
Наверху я первым делом занялась одеждой, более тщательно проверив гардероб. Я перерыла все полки и вешалки, после чего, кажется, припомнила черные креповые брюки, купленные ею в Амстердаме ранней весной, которых сейчас в шкафу я не обнаружила. Желтого жакета не было и в комоде. В ванной я проверила ее украшения. Анна была страстной любительницей серег, однако как я могла знать, скольких из них не хватает? Взглянув в зеркало, я увидела в нем Анну; в черных брюках и желтом жакете, зажав в руке посадочный талон, она глядела на меня.
Господи, где же ты, Анна, почему не снимешь телефонную трубку? Ведь требуется только позвонить. Вспомнилось, что прошлой ночью я находилась под парами. А что, если бы меня не оказалось дома? Мы с Рене могли решить встретиться и отпраздновать конец недели. Сидели бы где-нибудь на площади в средневековом Брюгге или Амьене, попивали кофе, закусывая пирожными, и я воображала бы Анну в целости и добром здравии, стоящей возле лягушатника бассейна в Лондоне и простирающей руки к Лили, которая с фырканьем и плеском плывет в ее сторону. Когда умерла моя мама, мне понадобились месяцы, чтобы осознать тот факт, что она не просто куда-то уехала, не удосужившись написать, куда. Однако размышлять об этом сейчас не время.
Я направилась в кабинет — поискать подходящую фотографию. Та, где они все трое были сняты на каникулах в Монтане, показалась мне нечеткой, а кроме того, не хотелось снимать ее со стены. Я порылась в ящиках письменного стола в поисках чего-нибудь более приемлемого. В нижнем правом ящике под стопкой старых «Гардиан» я нашла фотографии в конвертах. Уже совсем собираясь взять что-то из снимков, запечатлевших прошлое Рождество, я вдруг наткнулась на другую пачку с фотографиями, которых я прежде не видела — они были побольше, формата, должно быть, шесть на четыре дюйма. Анна с легкой улыбкой глядела прямо в объектив. Свет на фотографиях был поставлен профессионально — не снимки, а прямо-таки фотографические портреты. Такие представляют в полицию матери пропавших фотомоделей, чтобы потом дочки их были найдены с перерезанным горлом где-нибудь в безлюдном месте среди хакнейских болот... Зачем такие снимки понадобились Анне, я понятия не имела.
— Как там у тебя дела, Эстелла? — Это Пол окликал меня с площадки. Видно, я замечталась. Офицеры были уже у двери, торопясь уйти.
Быстро выбрав две фотографии, я сунула остальные в ящик.
— Ну? — спросила я, едва закрылась дверь за полицейскими. — Что думаешь? Он пожал плечами.
— Брюнет — традиционалист, второй же может делать это как с женщинами, так и с мужчинами, но еще не знает об этом.
Я не улыбнулась. Он вздохнул.
— Не знаю. Остается надеяться, что они знают, что делают.
— Если только примутся за дело всерьез.
— Почему бы и нет?
— Потому что ты сказал им, что она находилась в расстроенных чувствах, вот почему!
— Нет, Стелла, я сказал не так.
— Нет, так.
— Я сказал, что она может испытывать стресс, а это не то же самое, что находиться в расстроенных чувствах, — не думаю, чтобы они могли отнести ее к группе риска только из-за того, что я сказал что-то о нервных стрессах.
— А я считаю, что не стоило давать им зацепку, которая позволила бы им расслабиться.
— И потому, вероятно, ты им и наврала насчет Озерного края?
— Я не врала!
— О, послушай, Эстелла, кончай, не выводи меня из себя. Она позвонила тебе? Я, если помнишь, тоже не вчера родился! Ты отыскала на клочке бумаги у нее в квартире телефон отеля и позвонила. Скажешь, я сочиняю?
Во время беременности Анны был период, когда мы с Полом не ладили. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, почему. Я тогда еще подозревала, что не за горами пора, когда мы опять с ним подружимся. Так оно и произошло. Однако дружба наша всегда оставалась косвенной, через третьи лица — вначале через Анну, потом через Лили. Что же до наших личных отношений, их всегда угрожала омрачить некая тень.