На грани
Шрифт:
Таким образом, Кристофера затмил его отпрыск — поделом мужчине с комплексом нарциссизма, а Анна вырвалась наконец из его зубастой пасти. С тех пор я не переставала задаваться вопросом, что было бы, если б она или он встретили в жизни кого-нибудь, к кому могли бы отнестись серьезно.
Однако мне всегда казалось, что Анна такой возможности сопротивляется — уж слишком любит она Лили, чтоб влюбиться в кого-то постороннего.
Я сидела за столом в ее кабинете, стараясь вообразить себя на ее месте. В один из дней в конце прошлой недели она решила отправиться во Флоренцию. Я еще раз с большей тщательностью обыскала стол. Такая работа как раз по мне — она требует упорства, неспешности, методичности. Попадались счета, наброски черновиков, газетные вырезки, некоторые из них были такими старыми, что протерлись на сгибах.
Потом в кипе других бумаг я нашла старый конверт с записями касательно путешествия: на обороте — номера рейсов, цены — неразборчивые каракули. Так пишешь, одновременно разговаривая по телефону. У Анны был знакомый в аэропорту, к услугам которого она прибегала, отправляясь в Амстердам, — услужливый парень, за эти годы нередко, наверное, ее надувавший. Я отыскала его телефон, но, дозвонившись, выяснила, что в последние месяцы они не общались, а это означало, что билет она покупала через кого-то другого. Я перелистала ее записную книжку. Возможно, у Анны существуют какие-то неведомые мне знакомые во Флоренции. Странно было наткнуться на мой собственный адрес, записанный наспех, карандашом, с позднее добавленным к нему номером факса. Меня вдруг осенило — если она попала в беду, о которой по той или иной причине не может сообщить домой, разве не мне первой она позвонит? Но когда я проверила свой автоответчик, там оказалось только два сообщения — одно от коллеги, приглашавшего меня на пикник на речном пароходике по случаю его сорокалетия, а второе от Рене — он сообщал мне, что задержался в Стокгольме, и обещал по приезде позвонить.
Возобновив поиски, я под конец еще раз осмотрела ящик с рекламными брошюрами и фотографиями. Последние я разложила на столе, как раскладывает редактор журнала, выбирая подходящий снимок на обложку. На меня смотрело с полдюжины улыбающихся Анн — решительных, спокойных, хладнокровных. Рядом я положила стопку еженедельников «Гардиан» с рекламными объявлениями. Три или четыре номера из них были двухмесячной давности. Если сведения в них безнадежно устаревают на следующий же день после выхода еженедельника, так зачем же их хранить? Я пролистала самый свежий номер. Он открылся на объявлениях. Я глядела на убористый шрифт страницы с объявлениями, по-видимому, частного характера. Текст был разнесен по колонкам, и три-четыре объявления были обведены синим фломастером. Я взглянула на заголовок: Ищу родственную душу. Душу? Потом я прочитала отчеркнутое.
Интеллигентный мужчина, увлекается искусством, музыкой. Любит жизнь во всех ее проявлениях, ЖЗЗ с жизнерадостной женщиной ОЧЮ для совместного времяпрепровождения и бесед, а возможно, и большего. Номер абонента 32657.
Честный взыскательный мужчина желает встряхнуться. Если вам больше тридцати, но вы еще не перебесились, звоните. Номер абонента 457911.
Успешный обеспеченный романтик ищет родственную душу для совместного просмотра видео. Женщин до сорока ОЧЮ тех же склонностей приглашаю позвонить. Номер абонента 75964.
Я заглянула и в другие еженедельники. Каждый из них содержал несколько отчеркнутых объявлений на одну и ту же тему — требовалась женщина, желающая развлечься, возраста до сорока. Я глазам своим не верила — Анна, занимающаяся поисками любовников по объявлениям? Просто невероятно. Ведь я же досконально знаю личную жизнь подруги, разве не так? После рождения дочери у Анны случилась парочка скоропалительных романов — оба во время ее заграничных командировок, и относительно недавно она провела с кем-то ночь, когда Пол возил Лили на субботу-воскресенье в Брайтон. Этой последней связи она настолько не придала значения, что уверяла, будто не помнит даже, как его звали. Мы еще смеялись с ней над подобной амнезией. Но секс по объявлениям? Это все-таки совсем другое. Даже от слов этих веет одиночеством. Какую тоску надо испытывать, чтобы не пожелать смотреть видео в одиночестве! И обратиться за помощью в прессу. Я бы так не могла. Возможно, поэтому она и скрыла это от меня.
Мужчина. Может, и дело-то все только в этом?
Отсутствие — Пятница, днем
Поначалу страх она ощутила чисто физически — захлопыванье двери отозвалось в теле так, словно ей дали под дых. Она согнулась, скорчилась от этого удара. В грудь змейками просочилась паника, вытесняя из нее воздух. Даже если бы она и захотела крикнуть, она не смогла бы. Да и дышать ей было трудно. Как и глотнуть, С трудом, усилием воли, она заставила себя распрямиться.
Придя в себя телесно, духовно, она стала разваливаться на куски, в мозгу замелькали картины одна страшней другой — заключение в темницу, пытки, медленная смерть — сценарии многочисленных ужастиков. Но даже полного душевного краха она знала, что не должна поддаваться пошлому ужасу, знала, как важно ей сохранять присутствие духа, если она хочет выжить.
Она заставила себя пойти в ванную и подставить лицо под струю холодной воды. Она стояла так, пока холодная вода не вымыла из нее панику. Пока что она жива. Она цеплялась за эту мысль, как утопающий в бурном море цепляется за бревно. Пока что она жива. Просто ее угораздило стать жертвой какого-то маньяка, чья скорбь по умершей жене трансформировалась в патологическое желание выкрасть женщину. Она не виновата. Таким образом, у нее в запасе есть две ясные мысли, призванные противостоять лавине горестей и боли, обрушившейся на нее. Она жива и не виновата и еще может действовать. Осознав это в полной мере, она сможет оказать сопротивление.
Сидя на унитазе, она стала складывать в общую картину крохи того, что было ей известно. Сначала — где, а потом — как. Призвав на помощь все свои скудные географические познания, она попыталась восстановить хронологию вечера накануне. Последнее, что она помнила перед тем, как потерять сознание, был указатель аэропорта в Пизе, и было это около семи. Когда ее вытаскивали из машины — из-за рвоты ли или же, скорее, из-за того, что они приехали, — закат уже почти померк.
В это время года темнеет после девяти, следовательно, между автострадой и его домом часа два-три пути. Но в каком направлении? Единственный ключ к разгадке — это пейзаж. Окно, достаточное для вентиляции, но недостаточное для побега, выходило в сосновую рощу. Поскольку ей казалось надежнее ни в чем ему не доверять, настойчиво повторяемые им слова насчет побережья заставили ее предполагать обратное: не побережье, а горы. К востоку от Флоренции, как она помнила, есть местность, не так часто посещаемая туристами — ей случалось там бывать в разгар лета, но названия местности вспомнить она не могла — где-то высоко в горах, там на многие мили вокруг простираются леса, тосканская пустошь, место почти безлюдное. Помнится, здесь очень живописно — горные уступы поросли сосновым лесом, и воздух напоен сосновым ароматом, таким живительным после городской парилки. Вот и сейчас здесь так.
Она вспомнила, что ей объясняли, как раньше местность эта была попросту недоступна, экономика ее оставалась примитивной, совершенно неразвитой, как и дорожное сообщение. Но потом, когда сообщение несколько наладилось, наиболее предприимчивые флорентийцы стали строить здесь дачи. К настоящему времени в этих местах должны были вырасти уже сотни почти изолированных усадебных домов, куда люди наезжают лишь изредка, желая отдохнуть, и где приезд очередной парочки может остаться и незамеченным,
Размышления эти вернули ей самообладание, одновременно повергнув в отчаяние — даже ухитрившись отсюда выбраться, как она сможет очутиться в аэропорту, не имея ни денег, ни паспорта? Нет, давай по порядку. Вначале ей следует определить степень его безумия и как-то утихомирить его, совладать с ним.
Он. С момента, когда он с грохотом захлопнул дверь, она отрезала его для себя. Но теперь ей пришлось вернуться к мыслям о нем и взглянуть на него более пристально. Она представляла себе его лицо, напряженную скованность позы, его участливость, неизменную сдержанную любезность. Такой мысленный огляд давал масштаб и ощущение пропорций. Безумие его оказывалось заурядным, исходящая от него угроза — делом почти житейским. Как далеко простирается его безумие? Не могла же она настолько витать в облаках, чтобы не заметить признаков явного помешательства и сесть в машину психопата! А потом — возможно, помешательство его не буйное, и склонен он не к насилию, а к депрессии. Вот что ей требуется понять.