На грани
Шрифт:
Она улыбнулась — себе и ему, улыбнулась радостно, словно этим отвечая на вопрос. А потом, вот, наконец-то, она услышала звук, тихий, но безошибочный — не то щелчок, не то шорох, поскребывание, звук, говоривший о присутствии его за стеной. Звук этот как ножом пронзил ее, холодный, ясный. Давай, щелкай напропалую, наснимай столько кадров, сколько хочется. Потому что все равно я уйду отсюда. И плакали твои снимки.
Оторвав глаза от зеркала, она направилась к стулу. По пути ей опять послышалось что-то, какое-то движение, на этот раз словно приглушенное. Пленку меняет или сеанс окончен? Где-то рядом, в районе темной комнаты, он выжидает. Там он или еще где-то?
Она окинула взглядом комнату. Лошадка по-прежнему стояла на столе — колченого, но стоит. Надо как-то ухитриться забрать ее — без этого она не уйдет. Она опять зевнула, еще глубже, еще неподдельнее, затем, встав между зеркалом и столом, взяла книгу, заодно прихватив и лошадь. После этого, щелкнув выключателем, она шумно, но не торопясь, вышла из комнаты.
Стараясь озвучивать свой ход, она поднялась по лестнице к себе, громко хлопнула дверью в свою комнату. Затем, скинув туфли, опять беззвучно спустилась вниз и, прокравшись по коридору, очутилась в гостиной, в выгодном для себя месте, где ее не было видно и откуда она могла все слышать.
Теперь, когда он считает, что она поднялась наверх, он, уж конечно, станет производить больше шума. Она слышала его совершенно явственно — шаги по каменному полу, потом звук, с каким волокут или толкают какую-то тяжесть. Вот только в местонахождении его она, кажется, ошиблась, потому что звуки доносились не из соседней комнаты, а шли снизу, прямо из-под половиц, на которых она стояла.
Она быстро приняла к сведению эту новость. Значит, в подполе... Вернуться в дом оттуда, где он оставил машину, потребовало бы времени, как бы он ни торопился. Пойти через нижний этаж он не рискнул, не захотел рисковать, думая, что она, может быть, встала и бродит по дому. И входная дверь заперта, конечно, по этой причине. Она и не должна открываться. Вход в дом теперь не через нее, а снизу. Через подпол. Лучшего места для сокрытия темных делишек не придумаешь. Ход в дом и из дома, почему он и мог позволить ей бродить по дому где вздумается, во всех других местах, пока он, шмыгнув под пол, создает свои шедевры.
Сейчас он этим и занят. Думая, что она легла, он, видимо, не удосужится это проверить, а просто отнесет свою драгоценную пленку в темную комнату и займется проявкой ее в корытце.
Ей надо отыскать путь вниз, к нему.
Она тихонько шевельнулась, перенеся тяжесть с ноги на ногу, и шум внизу внезапно стих. Она похолодела — не мог же в самом деле он ее услышать, а? Да и слышать было нечего. Она представила себе, как он стоит в подполе, озадаченно глядя вверх. Даже по слабому подозрению, что она может все еще находиться внизу, он захочет проверить, что она там делает — так, на всякий случай. А наступившая тишина встревожит его еще сильнее.
Она оказалась права. Секунд через двадцать она опять услышала движение — на этот раз звуки исходили из-под пола в холле, он поднимался наверх, не в соседнюю комнату, как она поначалу предполагала, нет, он поднимался по ступеням с другой стороны. Она услышала, как открывается дверца где-то в темноте под лестницей. Вот ты и попался, думала она, попался! Она спряталась за дверью гостиной. Сюда он войдет позже, сначала обыскав прочие помещения.
Едва услышав его шаги вверх по лестнице, она крадучись выбралась из гостиной и, тихонько перебежав через холл, очутилась в темной каморке под лестницей. Прижавшись к задней стенке, она как сумасшедшая стала шарить по ней в поисках двери, которая, как она знала, должна была находиться здесь. Она слышала его шаги наверху в спальне, он щелкал выключателями, зажигая и гася лампы, открывая двери, двигал туда-сюда мебель, и движения его были так же нервны и торопливы, как и у нее — он не на шутку разволновался. В доме, где полно запертых дверей, все равно оставалось немало места, где при желании можно спрятаться.
Пальцы ее нащупали дверной косяк, и, двигаясь от него, она отыскала ручку, рванула вниз, но дверь не открылась. Она даже губу прикусила, чтобы сдержать стон разочарования. Он запер дверь! Запер! Как смог он проделать это с такой скоростью? Она нашла выход из дома, но выйти не могла.
Над собой она слышала его шаги — он спускался вниз по лестнице.
Отсутствие — Воскресенье, после полуночи
Внизу под лестницей комната администратора была пуста. Анна позвонила в звонок. Спустя немного к ней вышел мужчина лет за тридцать, одетый немодно, но удобно — в кардигане и тапочках. Если верить путеводителю, отель был семейный — не то чтобы пятизвездочный, но по-своему прелестный.
— Простите, что потревожила вас, — сказала она по-итальянски. — Я из четырнадцатого номера.
— Да, я знаю, — сказал он, с беспокойством поглядывая на безобразный синяк, зревший над ее правым глазом. — Чем могу быть вам полезен, синьора Тейлор?
Миссис Тейлор. Прибывшая с мистером Тейлором и к нему в придачу. Разумеется. Он же зарегистрировал ее на свой паспорт. Итальянцам на это, в общем, наплевать. Дать бы работу чиновникам, а до морали им и дела нет.
— М-м... мой муж спит, а мне надо позвонить по телефону. Не хочу его будить.
— Конечно. Телефон в вестибюле. Вы очень хорошо говорите по-итальянски.
— Говорила когда-то. Но давно. В незапамятные времена.
— Хорошо. Мне включить это в счет?
— Да... нет... А могу я сразу оплатить? Понимаете, это личный звонок. Муж не должен знать.
Он сморщил лицо — не то в ухмылке, не то показывая, что его это не касается. Жена его была миловидная женщина, пухленькая, толстогубая, с темно-карими глазами и мягкой грудью. Вряд ли у него самого возникало когда-нибудь желание позвонить другой женщине, когда жена его была дома, но, возможно, как и все мужчины, он оставлял за собой право подобные сцены воображать.
— Конечно. Как вам удобнее. Может быть, хотите поговорить из конторы? Так будет уединеннее. Я буду в задней комнате, если понадоблюсь.
Она села за письменный стол, подняла трубку. Она заметила, что пальцы ее дрожат. Два часа ночи. Значит, в Нью-Йорке сейчас на пять, нет, на шесть часов меньше. Счастливцы, готовятся сейчас куда-нибудь пойти, закатиться, получить от этого максимум удовольствия. Она вытащила смятую обертку с номером. Последние цифры — 87-87.
Номер соединился и включился автоответчик: после проигрыша нескольких веселеньких тактов из широко известной песни Эллы Фицджеральд музыка затихла и громкий женский голос произнес:
— Привет. Софи Вагнер слушает. Правда, не лично. — В голосе слышался тот особый, чисто американский неоновый оптимизм, от которого подчас так недалеко до депрессии. — Вы можете... — Тут машина вырубилась и влез другой голос, того же тембра, но уже менее жизнерадостный;
— Привет, это я.
— Софи Вагнер?
— Да. А кто это?
— Ну... вы меня не знаете. Я узнала ваш номер у вашего друга. Вообще-то я звоню вам из Италии.
— Италия. Надо же! А друг — это кто? Анна набрала побольше воздуха.