На грани
Шрифт:
— Ее там нет. Она спит со мной. Проснулась около часа назад.
— Что случилось? Страшный сон приснился?
— Нет. Не думаю. Просто не могла спать. Надо было ее ободрить, немного успокоить, вот и все.
— Надо было меня позвать.
— Вряд ли это помогло бы. Мы поболтали, и я уложила ее в постель Анны.
— О чем же вы болтали? Что она сказала тебе?
— Ей-богу, ничего, — ответила я, понимая, что должна быть с ним откровенна, но не желая делиться разговором, содержавшим столько личной моей боли. — Мы просто болтали.
— Ты говорила с ней о звонке? — По слегка
— Немного.
— И что?
— Она продолжает настаивать, что говорила с Анной. И, признаться, я ей верю.
— А-а... ну что ж... Хотелось бы и мне своими ушами это послушать.
Он постоял немного, явно желая продолжить тему, но боясь быть чересчур настойчивым.
Мне хотелось сказать ему, чтобы не волновался, что тут мы с ним заодно и никакой черной кошке не пробежать между нами. Но сказать так значило открыто признать, что временами она между нами пробегала, а раз признавши это, будет трудно об этом забыть и преодолеть отчуждение.
—Ты сможешь об этом поговорить с ней утром, — смиренно предложила я. — Она проснется раньше меня. Знаешь, прости, что я тебя разбудила. Надеюсь, ты сможешь опять уснуть.
— Угу. — Он фыркнул. — Как и ты. Ты автоответчик включила?
Я проверила, горит ли огонек на аппарате в холле.
— Да. Не волнуйся.
Я стояла и смотрела, как он взбирается по лестнице. На этот раз он оставил дверь открытой.
Разговор этот тоже никак не способствовал сну. Самый воздух в доме был словно насыщен беспокойством. Я тихонько поднялась по лестнице в кабинет Анны к шкафчику у стены. Выдвинув верхний ящик и просунув руку в отверстие за ним, я нащупала то, что мне было нужно: маленький, запечатанный сверху пластиковый пакетик. В нем было немного травки и пачечка бумаги. Достаточно для двух экстренных доз.
Даже в отсутствие Анны гостеприимство не изменяло ей. Хотя сама она больше не курила (по крайней мере, с появлением Лили, боясь, что, находясь под кайфом, в случае чего не сможет справиться с ситуацией), по установившейся традиции она держала в доме запас для меня, чтобы я могла чувствовать себя всегда в своей тарелке. Сейчас оставалось надеяться, что это мне поможет. Расчистив на столе свободное место, я приступила к ритуалу: извлекала семена, тщательно перетирала их и, кладя на середину клейкого листочка бумаги, готовила три самокрутки. Готовя наркотик, я думала о Поле, о том, как на лестнице он чуть не поскандалил со мной, но сдержался, и как за эти годы мы все же научились ладить друг с другом, что, учитывая обстоятельства, было совсем не так просто. Сейчас дружбе нашей уже не суждено распасться. Слишком многое в прошлом цементирует ее.
Мы с Анной уже много лет были лучшими подругами, когда в середине 80-х она познакомилась с Полом. Помнится, они даже переспали разок, прежде чем поняли, что постель в их отношениях совершенно лишняя. Примерно год спустя, когда, подобно апостолу Павлу, Пол уже проделал свой путь в Дамаск, первой об этом он поведал Анне, в результате чего, несмотря на явную и совершенную его голубизну, они стали дружить еще крепче. Сейчас было трудно даже вообразить, что некогда они были любовниками, хотя временами отголосок былой интимности проскальзывал и в раздражении их друг другом, и в их взаимной привязанности.
В бурные времена романа и затем разрыва с Крисом Пол проявил себя с лучшей стороны. Думаю, что в некотором отношении он, с его активным свободомыслием, был ей лучшей опорой, нежели я с моим невежеством и беспокойством о ней. Когда родилась Лили, он и тут оказался рядом. У него был дар звонить именно в тот момент, когда Анне приходилось особенно туго, словно он улавливал в ночи сердитые крики ребенка, доносившиеся из Западного Лондона. Он первый понял, как любит Лили машину, как быстро засыпает в ней уже в Хогарте возле второй развязки, пусть даже для того, чтобы вскоре вновь проснуться на прямой и ровной Чизвикской автостраде. Девочка тоже, в свою очередь, привыкла видеть перед собой его круглое приятное лицо, когда он поздним вечером пристегивал ее ремнями в автомобильное креслице или вынимал из машины.
Какое-то время мы образовывали как бы некий треугольник опекунов. Первой засбоила я. Транснациональные юридические фирмы не очень-то склонны предоставлять отпуска по уходу за ребенком даже законным родителям, что уж говорить о самозванках. Поначалу я старалась соблюдать расписание и проводить с Лили субботы-воскресенья, но в конце концов все мы стали уставать от такой дерготни — вернее, я поняла, что неспособна жить на два дома, и перешла на встречи через месяц, а после и через три месяца.
Катая в пальцах самокрутку, я пыталась внушить себе, каким изгоем почувствовала себя, впервые осознав это. Но, по правде говоря, насколько я помню, изгоем я себя вовсе не почувствовала — уж слишком неумелой нянькой я была, вечно беспокоясь о том, правильно ли беру ее на руки, теряясь от ее слез и капризов. Возможно, биологические часы имеют также и свойство отсчитывать время и играют тут не последнюю роль. Во всяком случае, как выяснилось, по мере того, как росла Лили, нам стало несравненно проще друг с другом.
Прорыв мы осуществили с помощью слов. Обеим, и Лили, и мне, присущ ген болтливости, и нам с ней всегда нравилось болтать, пусть даже о пустяках. Хотя первое слово Лили «мама» и было обращено к Анне (говорить «Пол» вместо «папа» оказалось труднее, и, для того чтобы усовершенствовать произношение этого слова, Лили пришлось изрядно потрудиться), первая ее фраза — «чашка чаю, чашка чаю!» — относилась ко мне, когда я в один из своих ежеквартальных посещений пошла поставить чайник. И с тех пор чем больше мы говорили друг с другом, тем большую симпатию чувствовали.
Что же касается Пола, то и он по мере взросления Лили по-своему достиг с ней выдающихся успехов, за что я привыкла его уважать. Однако не поручусь, что, окажись мы с ним вдвоем на необитаемом острове, либо мне, либо ему не захотелось бы броситься оттуда вплавь. Нет, антипатии, понятно, мы с ним друг к другу не питали, но и душевной близости между нами также нет. Что же удивляться, что, испытывая теперь стресс, мы оба находились в напряжении. Но с этим можно было бороться и преодолеть это, в чем я была совершенно уверена. Мы это преодолеем. Обязательно.