На грани
Шрифт:
— Нашли, что искали? — спросила Линн, будто мы подружки и решили прошвырнуться по магазинам.
— Ничего я не искала, — отрезала я.
Завернув в мясную за сосисками, которые обожают мальчишки, я побывала и в антикварной лавке за углом. Там я высмотрела зеркало в позолоченной раме. Оно стоило триста семьдесят пять фунтов, но я решила, что сумею сторговать его дешевле. Как только мы отремонтируем холл, зеркало прекрасно впишется в него.
На обеденный перерыв у меня была назначена встреча с Лорой, но сначала я забрала из мастерской бирки с именем Кристо для школьных вещей и покатила вниз с холма, поглядывая в зеркало заднего вида на машину Линн. Лора уже ждала меня. Ленч прошел уныло. Линн
Следующий визит — к Тони на Примроуз-Хилл. Обычно мне нравится бывать в салонах красоты. Приятно сидеть в окружении зеркал и столиков, заставленных разноцветными флаконами, вдыхать ароматный пар, прислушиваться к пощелкиванию ножниц.
Но сегодня мне и здесь не сиделось. Я была взбудоражена и сердита. Голова раскалывалась, одежда липла к телу. При виде новой стрижки я скривилась: она создавала некий оптический эффект, от которого мой нос казался крупнее, а лицо — уже. По пути домой меня захлестнул приступ «дорожного бешенства», так что на светофорах я газовала на всю мощь. Линн терпеливо следовала за мной. Иногда подъезжала так близко, что в зеркало мне были видны ее веснушки. Я показала зеркалу язык, зная, что она этого не увидит.
Весь день Линн таскалась за мной, как преданный пес — из тех, которым так и тянет дать пинка. Она преследовала меня, когда я возила Кристо в конец улицы, к другу — хлюпику по имени Тодд. Как родителей угораздило дать ему такое имечко? Привезти детей домой тоже предстояло мне — сегодня у Лины был выходной вечер. Среды — это вечный кошмар. Джош засиделся в школьном компьютерном клубе, где всегда воняет грязными мальчишечьими носками. Приезжая за ним, я обычно заставала его в компании мальчишки с дурацкой кличкой Скорпион — или Спайдер, как-то так. Джош называл себя Ганимедом, пока на прошлой неделе не решил, что это звучит по-девчачьи, и не стал Эклипсом. Это его пароль. А лучшего друга зовут Чудак, только через "ю": Чюдак. К этим прозвищам они относятся на полном серьезе.
Но сегодня вечером Джош обмяк на стуле, а довольно приятный парень, который каждую неделю приходил в клуб учить школьников, сидел на корточках перед ним и что-то негромко втолковывал. Познакомившись с этим парнем несколько недель назад, я узнала, что все в клубе зовут его Хакером. Кажется, я поморщилась, а он объяснил, что это не настоящее имя и что я могу звать его Хаком. «Вас правда так зовут?» — уточнила я, но он только засмеялся.
Мальчишки были в школьных формах, Хак — в ветхих драных джинсах и футболке, сплошь исписанной японскими иероглифами. Совсем еще молодой, е длинными патлами. Его можно было принять за шестиклассника. Сначала я решила, что с Джошем что-то случилось — может, пошла кровь носом, — но, подойдя поближе, увидела, что он плачет. У него покраснели глаза. Я оторопела: в последний раз я видела Джоша плачущим давным-давно. А ведь он совсем еще ребенок, такой беспомощный! Худющий, бледный, с шишковатым лбом и выпирающим кадыком.
— Джош! Ты в порядке? Что случилось?
— Ничего. — Голос прозвучал не горестно, а сердито. Джош вскочил. — Увидимся в сентябре, Хак.
Ну конечно! Вот в чем дело! Неудивительно, что Джош разревелся.
— "Иль променяй на летнюю любовь", — отозвался Хак.
— Что? — спросила я.
— Это песня.
— Все в порядке?
— Что? Это? — Хак указал на Джоша. — Пустяки, миссис Хинтлшем.
— Дженни, — поправила я, как делала каждую неделю. — Зовите меня
— Извините, Дженни.
— Он, кажется, расстроен.
Хак и бровью не повел.
— Школа, лето, все дела. Да еще проиграл компьютеру.
— Наверное, понизился уровень сахара в крови.
— Вот-вот. Дайте ему сахара, Дженни.
Я вскинула голову. И не поняла, смеется Хак надо мной или нет.
Гарри пришлось искать в другом углу школы, в просторном зале, по которому гуляли сквозняки. Пару раз в год здесь ставили школьные спектакли. Когда мы с Джошем вошли, Гарри стоял у кулис в желтом платье поверх брюк и боа из перьев на шее. Его лицо горело. При виде брата Джош заметно взбодрился. На сцене вертелось пестрое сборище мальчишек, некоторые тоже были в платьях.
— Гарри! — крикнул мужчина с усиками и заостренной к макушке, очень коротко стриженной головой. Наверное, гомик. — Гарри Хинтлшем, твой выход. Продолжаем! «...Я при сиянье лунном надменную Титанию встречаю». Гарри, пока Роли говорит это, иди к нему.
Гарри заковылял по сцене, то и дело наступая на подол платья.
— "Как, это ты, ревнивец Оберон?" — невнятно пробурчал он. Его волосы слиплись от пота. — «Пошлите, эльфы, прочь! Я отрекаюсь...»
— "Летимте"! — громогласно поправил тип с усиками. — Не «идемте», Гарри, а «летимте», и, ради Бога, громче! Заканчиваем репетицию, пока родители не увидели этот ужас. Посмотрят на Рождество! Кстати, о родителях: твоя леди мать прибыла, Титания. Лети прочь. Добрый вечер, миссис Хинтлшем. Вы прямо луч света в этом мрачном зале.
— Дженни. Добрый вечер.
— Попытайтесь заставить сына выучить роль.
— Обязательно.
— И купите ему дезодорант, ладно?
Она мертва. Конечно. Как я и хотел. Ну да. Обманула меня. Да. Забудь. Есть другая. Еще одна «она».
Она злоупотребляет косметикой. Разглаживает ее на лице, будто надевает маску. Лицо холеное, ухоженное: сияющие губы, темные ресницы, сливочная кожа, аккуратно подстриженные блестящие волосы. Картинка, которую постоянно подправляют и ретушируют. Облик, явленный миру. От меня ей не спрятаться. Я представляю ее лицо нагим. Морщины возле глаз, ноздрей, губ, сами губы — бледные, вялые, нервные.
Шагая по улице, она то и дело смотрится в стекла витрин, проверяя, все ли на месте. И каждый раз все в порядке. Одежда отутюжена, волосы шлемом облегают голову. Маникюр, бледно-розовый лак; ногти на ногах тоже розовые, ступни оплетены ремешками дорогих босоножек. Ноги гладкие. Она держится прямо, расправив плечи и подняв подбородок. Чистенькая, опрятная, энергичная и целеустремленная.
Но я изучил ее. Я знаю, что ее улыбка искусственная, а смех, если очень внимательно прислушаться, принужденный и недовольный. Она похожа на скрипичную струну, которую натянули до пронзительного, визжащего звука. Счастливой ее не назовешь. Будь она счастлива, перепугана, охвачена желанием, она бы стала прекрасной. Вырвалась из раковины и стала самой собой. Она не понимает, что несчастна. Это известно лишь мне. Только я могу заглянуть ей в душу и освободить ее. Она ждет меня, спрятавшись глубоко внутри, еще нетронутая миром.
Судьба улыбается мне. Я вижу это. А поначалу я не понимал, что стал невидимым. Меня никто не видит. Никто не остановит.
Глава 5
Уже почти полночь, но невыносимо жарко. Я открыла наверху все окна, а в них залетает знойный, какой-то пустынный ветер. Клайв еще не вернулся. Его секретарша Джан позвонила и сообщила Лине, что Клайв будет дома очень поздно, среди ночи. Скоро полночь, а его еще нет. Как всегда, я оставила ему в холодильнике несколько сандвичей и один съела сама, так что вопрос с ужином решен.