На границе тучи ходят хмуро...
Шрифт:
Как расцвел его сотрапезник, услышав вопрос! Куда только и девалась его угрюмость и немногословность. Корнету с ходу поведали об эпическом сражении Григория, тогда еще ефрейтора, и трех «контрабасов», в котором он, несмотря на пробитое пулей навылет плечо, умудрился убить одного и скрутить остальных, а потом еще и дождался подмоги, истекая кровью. Полгода на излечении, а по возвращении героя ожидала заслуженная награда в виде медали и премия – целых три рубля! Когда же Семен Васильевич стал старшим унтером, вспомнили про Григория еще раз, и он подрос в чине до младшего унтер-офицера.
«Да… смех смехом,
Скомандовав: «Без чинов!» – продолжил беседу-допрос унтера и с удивлением узнал, что Григорий еще и неплохой рукопашник. Это ко всем прочим его достоинствам, а они очень даже внушали: кроме мордобоя солдат профессионально управлялся с пикой, саблей и шашкой, засапожником и штыком, стрелял (и попадал при этом) на предельную дальность из штатной винтовки – для бердана № 2 это составляло примерно пятьсот метров. Был неплохим пластуном, как следствие – хорошо читал следы. Неудивительно, что он выжил в стычке. Если бы плечо не продырявили, так унтер наверняка этих контрабандистов пинками бы к заставе пригнал.
– Григорий, как же ты такую сноровку во всем приобрел?
– Дык энто… Батя поперва науку казацкую давал, потом дядько мой, ну и опосля, там да сям. Мир, он энто, не без добрых людей!
– Это точно. Ну что, пора возвращаться?
Остаток пути прошел под комментарии унтера о косорукости каждого секрета: эти плохо сидят, тут плохо укрылись, да еще и покурил кто. Вот здесь следы часто находят, вот тут место открытое до самой чужой границы, а вон там овраг уж дюже удобный, караваны по нему водить… И водят частенько.
Заинтересовавшись, Александр начал выспрашивать подробнее: в ответ служивый дал полный расклад за последний год – где, кто, когда. Уже через минуту офицеру стало понятно, что запомнить ничего не удастся. Вот память у человека, даже завистно стало. Слегка.
– Ты мне все, что сейчас поведал, на бумаге опиши. Я прикажу, чтобы тебя для этого дела от других забот освободили. Главное, не забудь ничего, и поподробнее.
Сказал – и с удивлением увидел, как бывалый унтер растерялся и покраснел.
– Что случилось, Григорий?
– Так энто… Вашбродь, я, значит…
– Григорий, я же сказал – без чинов! Чего мнешься, как девица красная? Случилось чего? Ну?
– Энто… неграмотен я, вот, а вы ж приказали, а я ну никак, вот! Читать-то могу, да и то не ахти как, а вот остальное…
– Так это не беда. Писарю нашему говорить будешь, а он все запишет, вот и все.
«А почему бы его не использовать в качестве личного тренера? Такие умения, аж зависть гложет. В любом случае физкультуры не избежать, значит, надо соединять и приятное, и полезное. Решено, надо только унтера уговорить».
– А чего неграмотен-то?
– Эх! Не дается проклятая, и все тут. Уж как батька меня лупил, бывало, и все без толку. По правде говоря, и поп-то у нас в станице сам не шибко разумеет.
– Хочешь, обучу и грамоте, и письму с арифметикой? Легко.
– Да ну! Поди, поздно мне уже цифирь и прочее вдалбливать будет, не мальчик уже.
– Наоборот, лучше. Не из-под палки наука вбиваться будет, а сознательно. Обучишься быстрее.
Глядя на унтера, так и хотелось сказать, что тому «и хочется, и колется».
Вскоре последовала последняя попытка отговорить… самого себя:
– Дорого, поди?
– Наука за науку, Григорий. Я тебя – премудростям книжным, всяким разным, а ты меня ухваткам своим поучишь.
– Ну… это… согласный я, чего там. Только эта… мне говорили, что неспособен я до грамоты.
Удивленно хмыкнув, Александр поинтересовался:
– И кто это тебе сказал?
– Да так. Люди умные.
– Уж не знаю, Григорий, как ты меня в обучение возьмешь, а я тебя читать да писать до первого снега научу. Раздобудь карандаш и бумаги побольше, заниматься с тобой буду по вечерам, в канцелярии. Что надо для твоей науки?
Почесав поочередно лоб, затылок и небольшой шрам на подбородке, унтер перечислил:
– Значится, первым делом нужна одежонка попроще, какую и спортить не жалко. Место тихое. И от отрядного фельдфебеля дозволение.
– На что дозволение, на тренировки?
– Так на службе же и отсутствовать иногда придется?
– Ну да, я как-то не подумал. Хорошо, улажу. Когда начнем?
– А с завтрева и начнем, чего тянуть-то. Немного с утра, немного к вечеру, как сподручней выйдет, так и приспособимся.
– Договорились. И еще, Григорий. О моей учебе – никому. Кому надо, знать будут, остальным без надобности.
– Да нешто мы без понятия.
На заставу князь вернулся довольный: столько хорошего да за один день, такое не часто случается! Самое главное – боль. Вернее, ее отсутствие. Ушла, как и не было ее никогда, и если он все правильно понял, этому помогла прогулка, то есть хорошая такая, длительная физнагрузка. Вдобавок он отыскал настоящий самородок по имени Григорий. Три в одном. Настоящая справочная по всему, что только есть в окрестностях заставы, – это раз. Боец-универсал – это два. Почти стопроцентно три – первый ЕГО человек, помощник и… Там видно будет, в общем.
Глава 8
«Да. Не балуют офицеров в Российской империи, не балуют. Годовое жалованье – девятьсот тридцать рублей. А ведь умудряются как-то жить, да еще и в картишки поигрывать, за дамами ухлестывать».
Получая свое месячное жалованье – семьдесят восемь рублей и еще сколько-то медной мелочи, – Александр каждый раз все больше и больше огорчался. Все его попытки поднакопить деньжат разбивались о суровую прозу жизни в виде обязательных трат: взносы в кассу взаимопомощи и на офицерское собрание, плата домохозяйке за постой и очень вкусную кормежку, – и на руках оставалось не больше двадцати пяти рублей. А еще нежданно-негаданно добавились расходы на переделку формы, к середине зимы ставшей вдруг неожиданно тесной (в первую очередь благодаря ежедневным тренировкам с унтером и без него). А так же регулярные покупки патронов к «смит-вессону» – на самодельном тире он сжигал их сотнями за раз. Так что к очередной выплате у него частенько оставалось не больше пятидесяти копеек – этакий «неприкосновенный запас». Тягостные раздумья очень кстати прервал вестовой: