На гребне войны
Шрифт:
– Заглуши ты этот двигатель! – заорал Рокотов на Сашку, который будто бы был в чем-то виноват.
Лодку вдруг окружила какая-то неестественная тишина, которая, казалось, еще больше давила на барабанные перепонки, потому как вокруг монотонно стлалась ночная темень.
– Что, Герман? – Сергей опять склонился над раненым.
Тот снова приоткрыл глаза.
– Я умру? – полувопросительно-полуутвердительно произнес он, глядя в лицо своему капитану.
Дед тронул Сергея за локоть и отрицательно покачал головой, предлагая не говорить Герману правду.
– Да, Герман, – сквозь стиснутые зубы ответил Рокотов, – но ты будешь жить в другом мире, лучшем, чем этот гребаный мир…
– Спасибо, Рок, – Герман с трудом поднял руку и нащупал ладонь капитана, – я никого не виню. Только у меня есть одна просьба…
– Любая просьба, Герман, если это в моих силах…
– Я всю жизнь провел на море… – слова давались ему с трудом, и он выталкивал их из себя, как вода выталкивает на поверхность пробку.
– …Хочу и умереть на море, – добавил Герман и снова закрыл глаза.
– Обещаю тебе, – Рок с трудом сдерживал слезы.
– «Вэндженс», – шепнул Сашка, следивший за горизонтом.
Действительно, вдалеке показались огни торпедного катера, на всей скорости летящего навстречу лодке.
– Пусти ракету, – Рокотов кинул ракетницу Дуднику, продолжая одной рукой сжимать холодеющую ладонь Германа.
Подобрав брошенную ракетницу, Дудник вставил в нее последнюю оставшуюся ракету и, подняв пистолет вверх, нажал на курок. Пока ракета светилась в темном ночном небе, Рок держал Германа за руку, чувствуя, как жизнь быстро уходит из него. К тому времени, когда подошел торпедный катер, Герман был уже мертв.
Чтобы подойти к борту «Вэндженса», пришлось на короткое время снова запустить двигатель лодки. Сидя за рычагами управления брашпилем, Лешка опустил гак, за него закрепили концы фалиня, за который лодку вместе со всеми пассажирами подняли на палубу торпедоносца. Все, кроме Немца, находящегося в ходовой рубке, собрались на шлюппалубе, куда и опустили лодку. Подскочивший к лодке Ким подождал, пока боцман с Роком вынесут из лодки Германа и положат на палубе. Рок кивнул коку, и тот склонился над Германом. Через пару минут он с восточной отстраненностью выпрямился.
– Да, – Ким кивнул, – он мертв.
ГЛАВА 13
Несколько лет назад, когда приватизировалась Тарутинская база тралового флота – сокращенно ТБТФ, Луганову-старшему досталась львиная доля ее акций. После того, как он стал занимать выборную должность, он передал свои акции сыну, управлявшему в настоящее время компанией «Акрос». Михей – Вячеслав Иванович Михеев, сделавшись «крышей» «Акроса», сумел отжать у главного акционера небольшой пакет и постоянно давил на руководство компании, пытаясь увеличить свою долю. Феклистову тоже удалось поучаствовать в дележе ТБТФ, ему тоже немного обломилось от большого пирога, и он, на правах акционера, владел несколькими небольшими судами для лова краба и рыбы.
В тот вечер, когда Рокотов отправился в «Параллель» на переговоры с Михеем, «Прибой» – краболов Феклистова, дожидаясь темноты возле одного из островов архипелага, снялся с якоря и вышел в открытое море. В его трюмах стояли коробки с живым крабом, которого команда «Прибоя» собиралась сдать японским морякам за валюту. Краба было около тонны, рыбаки Феклистова рассчитывали на нем неплохо заработать, так как японцы, в отличие от «Акроса», который выдавал квоты на лов и принимал морепродукцию, не скупились.
Лов краба обычно осуществляется на мелководье, в прибрежной зоне, поэтому японские браконьеры иногда заходили в наши территориальные воды под покровом ночи, чтобы поставить снасти. На следующую ночь, если снасти не обнаруживали наши патрульные катера, япошки снимали улов и возвращались к берегам Страны восходящего солнца. Но это было довольно рискованное предприятие, японский краболов могли засечь четыре раза: в то время, когда он пересекал границу территориальных вод. Тогда наши пограничники, если, конечно, судно-нарушитель не оказывало сопротивления, составляли протокол, отбирали улов и сдавали его на переработку… компании «Акрос». Частенько бывало, что японские рыбаки, зная о бедственном положении наших пограничников, предлагали им взятки, но это было еще рискованней, чем заходить в нашу прибрежную зону: если нарвутся на какого-нибудь правдоискателя, вроде Аники-воина, у них могли запросто арестовать судно и обложить огромными штрафами. Бедные капиталистические рыбаки Японии предпочитали, как Остап Бендер, относительно честные способы приобретения морепродуктов, поэтому желали скупать (опять же нелегально) минтая или краба непосредственно у наших рыбаков. И те и другие в этом случае оставались не внакладе. Японцы безо всякого риска получали товар в нейтральных водах, где к ним никто не мог придраться, а наши получали на порядок больше, чем могли бы выручить, сдавая товар на базу.
Лучше все же (чтобы не привлекать к себе внимания) перегрузку было делать ночью, поэтому «Прибой» и вышел в море после того, как стемнело и в небе проступили звезды. Встреча была назначена в квадрате тридцать два – шестнадцать в полночь, и капитан «Прибоя» – Рафик Илясов – поглядывал на часы, чтобы прийти на место в точно оговоренный срок.
Рафик занимался подобным промыслом не первый раз, и Феклистов спокойно доверял ему все расчеты с покупателями. Илясов сам стоял за штурвалом «Прибоя», вглядываясь в темень за стеклом, чтобы, не дай бог, не столкнуться с каким-нибудь таким же «предпринимателем». Дело в том, что в целяхконспирации перед выходом в нейтральные воды на корабле гасили все ходовые и бортовые огни, а радара на краболове не было. Остальные четыре человека команды находились на деке и шканцах и тоже наблюдали за морем.
Капитан пригладил пышные черные усы, служившие для него предметом гордости, и удовлетворенно вздохнул – до границы территориальных вод оставалось около мили. Все шло по плану, погода благоприятствовала, и, если ничего непредвиденного не случится, думал он, минут через сорок они встретятся с японским краболовом.
– Раф, Раф, – в ходовую рубку влетел помощник Илясова – Алик Гущин, – смотри…
Он показывал рукой куда-то в сторону кормы, сам пытаясь там что-то разглядеть.
– Чего ты верещишь, как моллюск? – поморщился Илясов, но все же поднял бинокль и посмотрел в указанном Аликом направлении.
– Там огни, только что видел, – Гущин был взволнован.
Рафик, ничего не увидев, опустил бинокль.
– Не дергайся, Ал, – покачал головой Илясов, – «восьмерка» ушла отсюда минут пятнадцать назад, пока она сделает круг, пройдет не меньше часа.
Под «восьмеркой» капитан имел в виду сторожевой катер под номером «восемь».
– Может, это не «восьмерка»?
– Кто тогда? До фарватера еще далеко.
– Ну, я не знаю, – Алик пожал плечами, стараясь разглядеть в темноте огни, – только бы не «четверка».