На исходе алого заката
Шрифт:
— Какого мерлина вы вечно его перекладываете туда-сюда? — переключаю свою злость на Бэт я.
Она изумлённо моргает.
— У тебя ПМС? — забавляясь, ошарашивает меня Макс. — Бэт ведёт себя так же в этот период.
Сестра показывает ему язык. Я же активно массирую виски. Чем старше они становятся, тем больше озадачивают.
— Джен, а когда приедет Исайя? — ноет Бэт, помешивая соус в сковороде.
— Скоро.
— На собственную свадьбу-то он притащит свою вечно занятую задницу? — фыркает мальчишка.
— Он
— Обещал — значит привезёт…
Со двора доносится шум. На всю орёт 50 cent. Нетрудно догадаться кто почтил нас своим присутствием.
— Эй, Онил, щас он своим монстром раздавит твоего жука, — потешается Макс, кивая головой в такт песне. (Фольксваген жук — марка автомобиля. Примечание автора).
Придурок. Он там не оглох случаем?
Роуз подрывается и бежит к окну.
— Нет ну ты посмотри, что делает! Миллиметровщик блин!
Я бросаю ленивый взгляд на окно. Новость о том, что Брукс приобрёл себе чёрный гелик дошла до меня опять же через Онил. (Гелик — Автомобиль Мерседес Гелентваген. Примечание автора).
— Эй Джен, ещё один рот на твою пасту, — объявляет Макс.
— Безумно рада! — скрипя зубами, тихо под нос бубню я.
Стараюсь занять себя цезарем и не думать о том, что всё-таки встретиться с Ним мне придётся. Весь месяц удавалось успешно избегать и не пересекаться. А теперь вот…
— Рид! — через пару минут вопит Элизабет, словно пожарная сирена.
Режу помидорки черри. Подумаешь, что теперь всю жизнь избегать Его?
— Привет. Онил, — вижу краем глаза, как он целует Роуз в щёку.
— Мы поработили Дженнифер на сегодня! — весело заявляет Макс. — Щас будет как в ресторане! Что с рукой, бро?
— Один придурок размахивал ножом, — слышу я женский голос позади. Голос Ким. — Обещал всех разделать на бефстроганов.
— Ужас. В Америке полно придурков! — заключает Бэт. — Выглядит жесть, кровищи…
— В медпункт ваш упёртый брат ехать отказался.
Ноздрей касается запах. Его запах. Даже ароматы приготовленных мною блюд не в состоянии перебить его.
— Дай аптечку, Смит, — слышу я совсем рядом, вздрагивая от неожиданности. Боже, вот же дура.
Поворачиваю голову и хмуро смотрю на его перебинтованную руку. Марля вся пропиталась кровью. И впрямь жуть.
Пока он разматывает повязку, я снимаю с холодильника контейнер, в котором Грейс хранит предметы первой необходимости. Ставлю его на столешницу, открываю и продолжаю заниматься салатом. Уши, правая часть лица — всё горит так, будто в духовку голову засунула.
Смотрит. Я всегда это чувствую.
— Вот дерьмо!
Вертит упаковку с пластырями и так и эдак. Выдёргиваю её из его пальцев и тяну за язычок, спрятанный внизу.
— Какой долбоящер это придумал? — комментирует мои действия он. — Слушай, раз уж ты сама доброта сегодня, помоги,
В точке соприкосновения кожа начинает гореть.
Да он просто издевается надо мной!
Всё так же молча и не поднимая глаз, открываю бутылку с обеззараживающей жидкостью. Протягивает руку над раковиной, закатывая рукав рабочей рубашки повыше. Я морщусь, глядя на порезы. Некоторые из них весьма глубокие, но шить, наверное, действительно нет необходимости.
Пытаюсь сосредоточиться на его руке (что тоже, как оказалось, не самая лучшая идея). Потому что как обычно пялюсь на сухожилия и эти извилистые дорожки вен, которые вечно не давали мне покоя. Они напоминают мне дорожную карту Калифорнии.
О боги, Дженнифер, что за бред!
Пока я активно заливаю порезы медицинским спиртом, он по-прежнему сверлит во мне дыру, склонившись ещё ближе.
Какого я вообще это делаю? Если вспомнить, чем закончилась наша последняя ночь в Лос-Анджелесе… хотя нет лучше не вспоминать.
Но в голове всё равно яркие обрывки того безумия, что со мной творилось, стоило ему меня коснуться. Случившееся не отпускает. И помимо чувства вины, испытываемого мною есть ещё кое что. Обида. Обида за его грязные слова. За то, что дал почувствовать себя чёртовой шлюхой.
— А подуть? — слышу как сквозь вату.
Что? Дошло до меня не сразу. Подуть!
Всё так же храню молчание. Не отвечаю. С каким-то садистким удовольствием лью ещё спирта, прекрасно зная, что ему больно, хоть вида он и не подаёт.
Разговаривать с ним я не собираюсь. Не после всего того, что он наговорил тогда.
Стерильным ватным тампоном стираю остатки жидкости, избегая резаных ран. Достаю большие пластыри с подложкой.
Почти всё, Смит.
Дышу я через раз. Сердце колотится, будто исполняет чечётку. Руки трясутся, чтоб их! И даже отвлечься на оживлённый разговор детей и Ким — не получается.
Дёргаю этикетку и поочерёдно заклеиваю раны подрагивающими пальцами. Дотрагиваться до него отчего-то мучительно больно. Пытка самая настоящая. Всё осложняется тем, что он не язвит, не острит. Его грудная клетка вздымается под рубашкой чаще, чем минуту назад, и он смотрит на меня таким тяжёлым взглядом, что в пору удавиться. И да, я как последний трус так ни разу на него и не подняла глаз. Не хочу. Не могу…
Выбрасываю бумажки, мою руки и снова принимаюсь за обещанный Максу «Цезарь». Игнорируя его, всё ещё стоящего рядом. Удивительно, что находясь вот так близко друг к другу, мы невероятно далеки… Наверное, как никогда прежде…
С приходом родителей в кухне становится совсем шумно. И мне хочется побыстрее уйти и остаться одной, но я понимаю, что не могу так поступить. Бэт и Макс очень ждали моего прихода. А я, ссылаясь на дела, всё откладывала визит. Визит туда, где могла встретиться с Ним.