На изломе доверия
Шрифт:
Затопило душу горячей нежностью, каким-то слишком могучим притяжением, которому сил не было у нее противостоять.
— Почему? — елки-палки! Теперь у Али голос сломался и сел так, что впору воду пить. — Почему ты хоть имя не мог мне сказать? Откладывал?
А Дима выпрямился, посмотрев ей прямо в глаза, словно искал некое подтверждение или доказательства. Так, будто уверенным быть хотел, что Алина действительно его услышит и поймет сейчас.
— Потому что я и был Дредом, Аля. Не один год, — начал он так, будто просто распахнул наружу все, что за грудиной долгое время замкнуто было.
Глухо,
— И это то, что всегда будет частью моего прошлого и меня самого. Да, по заданию, но… Они ведь отобрали того, кто лучше других подошел бы на эту роль, сама знаешь, — Дмитрий криво усмехнулся, чуть сблизив их лица.
А ей эта улыбка больше гримасу напоминать начала. Но Аля промолчала, если уж он начал открываться, она желала узнать все!
— Я стал тем, кем мне поручило быть управление, со всеми вытекающими. А учитывая то, на что настроенным оказался мой босс, поскольку я слишком многое и про него выяснил, я вполне мог Дредом и остаться уже без всякого легального статуса или оправдания. Просто со списком грехов и предъявленных обвинений. Я ведь действительно находился под внутренним расследованием, когда это все закрутилось и тебя привезли. И мог по факту выйти всего лишь преступником, без наград и чинов, — на секунду умолк, как воздух набирая заново.
Но взглядом давит, не отпускает, ввинчивается в ее голову… И Алина разорвать этот контакт не в состоянии. Молчит, не может ничего ответить, вслушивается, впитывает такие непривычные откровения.
— Ты приняла меня и таким, я ведь чувствовал, несмотря на то, что для тебя это… как через все в себе переступить, — будто подбирая слова, тихо и медленно выдохнул ей почти в губы. — Но мне так хотелось к тебе самим собой прийти. Открыто сказать свое имя, объяснить, — он хмыкнул, вновь криво улыбнувшись. Точно так, как будучи Дредом. — У меня тот еще характер, конечно. Это тебе и Женька, и кто угодно подтвердит. Да и ты же знаешь уже. Но… вместе с тобой… это все кажется вполне терпимым, — проговорил, прижавшись к ее скуле губами.
— Что?.. — опять откашлялась, но и тогда голос толком не вернулся. — Что именно кажется таким? — уточнила, когда он вскинул взгляд и чуть заломил бровь, словно с сарказмом выяснял, что Аля не поняла.
— Все… И то, что было, будто цель обрело. И перспектива появилась. С тобой это имеет смысл, которого ранее мое сознание не находило, — Дима поднял руку, погладив ее большим пальцем по одной щеке, а после и по другой.
И только теперь Аля осознала, что в уголках глаз слезы навернулись. Надо же, проняло. После всего, через что пройти довелось за последние недели, и так пробило, как вскрыв грудную клетку по живому! Или как раз потому? Слишком восприимчива стала?
Нет. Не в этом дело, и глупо другие причины искать. Как и отрицать то, что и самому Диме очевидно: и для нее он всем стал.
Возможно, в какой-то момент из-за того, что больше не на кого опереться было. Однако сейчас… видоизменилось, переплавилось, испытания прошло. И дорог потому, что тот, кем являлся и есть, какое имя ни называл бы вслух. Ведь куда важнее вдруг стало то, как он ее имя произносит!..
Дима тем временем эти влажные капли вытер… Обхватил лицо Алины, не отпуская, притягивая, соприкасаясь своим лбом с ее. Близко-близко теперь, дыхание слышит его, ощущает, как его сердце стучит под ее рукой, что уперла ему в грудь, чтоб на рану не давить.
— Люблю тебя… — выдохнула еле слышно ему в кожу, но Дима не просто уловил, впитал ее признание в каждую клетку тела, показалось! Аж ощутила, как взметнулось, закружилось вокруг него некое напряженное поле радости и удовлетворения.
— Ты же понимаешь, Аля, что я не из тех, кто в сторону отойдет или ждать станет. Характер не тот, — будто бы повинился, а она же по глазам видит, что ни капли сожаления насчет конкретно этого нет! Напирает снова. — У меня сейчас под отделением машина наша стоит и две сумки — это все мои вещи, Аля. Так что домой мы вместе ездить станем. И жить тоже. И фамилия у нас одна будет… Не зря же я столько прошел, чтоб право свое законное на нее вернуть, — подмигнул он под конец, коротко, но с силой ее губы поцелуем прижав. Отстранился, вновь расплывающийся взгляд поймав своими глазами. — Даже пулю схлопотал, из больницы к тебе прорывался…
Нет, она его все-таки стукнет! Вот как можно с такой иронией говорить о том, от чего сама Алина едва головой не тронулась?! О том, что при смерти был, вероятно?
Но Дима слишком хорошо ее понимать научился, а потому по новой к губам прижался, алчным, полным чисто мужского уже напора движением раздвинул губы… От всего отвлекал, как на его плечи предлагая переложишь и все пережитые муки, и боль, точно, как весь риск операции тогда на себя взвалил, ее ограждая по максимуму.
Да она и не против бы, только есть сомнения, что еще одного груза эти раненные плечи могут и не выдержать!
— Я тебе сто раз говорила, что напарники все вместе решать должны. А ты, как всегда: сам пришел, сам решил… — проворчала чуть сердито, с сарказмом, прерывисто воздух втянув, чтоб не дать новым слезам сорваться и…
А, черт с ним! Ответила на поцелуй со всей тоской, что копилась ночами и днями в душе, со всей к нему любовью!
— И мы дверь не закрыли, — добавила ему в рот, вдруг вспомнив.
Но, стоило дернуться, чтобы с его рук подняться и закрыть те самые двери, как, по закону подлости (!), кто-то постучал и тут же заглянул внутрь.
— Простите! — рявкнул тоже кто-то, до того, как Аля хоть обернуться успела толком, и исчез, обратно захлопнув двери.
— Ну все… Пойдут сплетни, — чертыхнувшись в уме, устало уткнулась ему в шею, тяжко выдохнув. Испугаться или расстроиться такой перспективе пока сил не было.
Дима же, казалось, вообще париться не планировал. Ухмыльнулся широко, так, что она своей кожей это движение ощутила, и губами к ее волосам прижался.
— Они все равно догадались бы, когда ты взяла бы мою фамилию, Аля. Ну узнали на пару дней раньше, подумаешь, любовь моя, мы и из более серьезных передряг вдвоем выбирались. И тут выдюжим. Не привыкать, что обсуждают за глаза, — накрыв ее затылок своей горячей и сухой ладонью, Дима крепче к своей шее голову Али прижал, обнимая.