На качелях любви
Шрифт:
Я почти на ходу вскочила в скорый поезд. Состав плавно набирал скорость. Билетов в кассе не было. Буду спать в тамбуре. Дам денег проводнице и умолю довезти меня хотя бы до ближайшей станции. Вдруг там есть билеты? Но проводница оказалась вполне дружелюбной девчушкой моего возраста. Она устроила меня в своем купе. И денег мало взяла за проезд. Даже чаем напоила и выложила передо мной горку домашних бутербродов. Я поела, мысленно поблагодарив судьбу. И здесь повезло. Даже в поезде меня догнала удача. Я сразу уснула. Мне приснился Зимин. Олег Александрович ласково улыбался и манил меня к себе. Он стоял в зимнем саду, кругом цвели пышные растения, каких я никогда не видела в реальности. Наверное, это были зловредные портулаки. Они были настолько пышны, что затмевали яркий солнечный свет, пробивавшийся сквозь стеклянную крышу. А Зимин уходил все дальше и дальше, ускользая от меня, я бежала за ним, а сад ширился, разрастался, и растения покрывались новыми ветками и цветами.
Я бежала по следу, пытаясь догнать исчезающего в туманной дымке Олега Зимина. Казалось, вот он рядом, я ощущала родной запах, осязала его тепло. Но мне так и не удалось встретиться с ним во сне. Он по-прежнему шел вперед и наверх, иногда приближаясь. Но едва я касалась его, он сразу же удалялся от меня, взбираясь по небесной лестнице. Мы были разными. И жили в разных мирах. На соседних планетах. Вот, думалось, протянуть руку, чтобы коснуться любимого. Но тут же разверзалась зияющая пропасть. Нас разъединяла судьба. На этой тоскливой ноте я проснулась. Проводница сидела напротив и приветливо улыбалась. Она была умытая и свеженькая, как райское яблочко. Чужая бодрость вызвала во мне легкую зависть.
– Скоро Москва, – сказала она, – ты чаю хочешь?
– Хочу, – пробурчала я, испытывая некоторое недовольство от увиденного сна, мне так и не удалось догнать любимого мужчину, – а ты кто?
– Валя, Валюшка, вчера мы не познакомились, – улыбнулась проводница, – а ты так крепко спала. Умаялась, видимо, за день. Ничего, в Питере отдохнешь.
Милая Валюшка поставила на столик стакан горячего чая в оловянном подстаканнике, звонко побренчала ложечкой, размешивая сахар. От домашних, теплых звуков у меня тоскливо заныло сердце, но усилием воли я отбросила грустные мысли в сторону, ведь у всех звезд трудная жизнь, но они должны уметь добиваться цели любой ценой, чтобы светить вечно. Вот единственная цель, оправдывающая средства. А у меня есть главная звездная составляющая – терпение. Все остальное приложится. О любви я старалась не думать, пусть мое чувство временно полежит на полочке ожидания. Мы распрощались с Валюшкой по-родственному, крепко обнялись, потерлись щеками, носами, всплакнули, то есть из наших глаз вытекло по одной капельке утренней росы, затем промокнули росинки салфетками и пообещали, что будем дружить вечно, до самой смерти. У девушек часто такое случается. Внезапный порыв чувств, клятвы в верности и полное забвение в конце платформы. Добрая Валя мгновенно стерлась из моей памяти, едва я вышла на площадь трех вокзалов. На Ленинградском мне продали билет до Северной столицы. Я крепко спала в поезде, любовные сны обошли Николаевскую железную дорогу стороной.
С Московского вокзала сразу рванула на Петроградскую сторону. Смешно сказать – «рванула», ранний троллейбус вяло тащился по Невскому, а мне хотелось лихо разогнаться на нем, чтобы он мчался по городу вроде шикарного «мерса». Но рано или поздно все транспортные средства прибывают в пункт назначения. Троллейбус остановился на Пушкарской, две минуты ходу, и моя коммунальная квартира показалась сущим раем после ивановских похождений. Я долго и тщательно начищала и надраивала собственное тело, будто вернулась из долгих странствий по пыльным пустыням и плоскогорьям. Когда моя кожа заблестела и засветилась всеми оттенками юности, я принялась выбирать звездный наряд. Вещи вылетали из шкафа, будто кто-то невидимый швырялся оттуда гранатами. Вскоре ворох одежды на полу напоминал небольшую горку на средней возвышенности. Вещевой спектакль закончился неожиданно просто, как все неразумное. Я выбрала черную рубашку и широкие шаровары. В ивановской поездке я сбросила два килограмма, не меньше, отчего шаровары сваливались на середину бедер, иногда они угрожали окончательно съехать, но я мастерски подтягивала их почти до подбородка. Война с брюками бодрила и придавала вдохновения. Я отварила кусок мяса, второй артистично зажарила. В данную минуту греко-римский энергетический коктейль служил лекарством для моего истощенного организма. Ощутив могучий прилив сил, я понеслась в редакцию.
Лестница, лифт, ступени, коридор. Сейчас я его увижу, сейчас... но опять вышла какая-то неувязка. Никто не ждал меня из командировки так рано. Я встретилась с равнодушными лицами, серыми пятнами, вялыми улыбками. Героев выбирает народ. По определению. И он не любит, когда герой чересчур торопится оседлать высокий пьедестал. Один лишь компьютер приветливо откликнулся на мое прикосновение, даже подмигнул мне зеленым глазом, видимо, искренне обрадовался нашей встрече. Он стоял в глубине ниши, заброшенный и забытый. Пришлось нежно погладить серый холодный бок, вливая в него тепло моих рук. Я всегда одушевляю «компы» – для меня они живые существа. Это как для сумасшедшей Катьки крокодил Гриша – тоже человек. И свой материал я решила сделать в этом же духе. Одинокая женщина, жаждущая неземной любви. Она не получила желаемое от своего мужа. От других мужчин. И тогда она перенесла всю свою нерастраченную любовь и страсть на несчастного крокодила. Некоторые женщины выбирают в партнеры компьютер. Вторые, третьи – автомобиль или собаку. У каждой свой вкус. И кавалеров они выбирают соответственно. Мой текст получался мирным и идиллическим. Но он не был звездным. Вот Соня сделала бы из крокодилового материала ядерную бомбу. Она взорвала бы общество своими гениальными выводами и прозрениями. Я задумалась. Ах, Соня-Соня-Соня. Мне никогда не владеть пером столь же виртуозно, как моя подруга. Соня – мастер высокого класса. А мне еще предстояло стать звездочкой, хотя бы для начала. Можно на один день. На одно мгновение. Я согласна. Ведь до яркости звезды мне еще шагать и шагать многие километры жизни. И не стоит ревновать к чужому мастерству. Я никогда не буду писать, как Соня. Мне нужно творить так, как могу это сделать только я. И вновь я бросилась на монитор, как на амбразуру. Буквы методично складывались в ровные строки, клавиатура стрекотала, клацала, и меня радовали эти звуки. Наконец-то я играю на клавишах, как на фортепиано. Ощущение легкости полета сопровождало меня ровно до той минуты, пока к моему гнезду не подгребла Марина Егоровна собственной персоной. Она тотчас же состроила свирепое лицо.
– Даша, ты что, уже приехала? – сказала начальница каким-то утробным голосом.
Странная она женщина все-таки, вместо радости в ее тоне слышалось холодное недоумение. Неужели мне нужно было вернуться из Иванова через год или два, а лучше через пять лет, наверное, тогда коллективной радости не было бы предела. Из-за перегородки тут же нарисовалась Соня.
– Здрасте, Марин Егорна, привет, Даш, пишешь? – промурлыкала Соня.
И ехидно ухмыльнулась. В Сонькином голосе я услышала злобу и ревность. Может быть, мне все кажется? Или они все изменились до неузнаваемости в мое отсутствие?
– Ты нашла своего крокодила? – спросила Марина Егоровна.
Она даже руки в бока уперла, как танк на меня прет – ни одна звезда не выдержит, даже начинающая. Но мне крайне необходимо вынести психическую атаку. Ничего, проползу под гусеницами танка, чай, не пропаду. Я тонкая и стройная, несмотря на поражение в борьбе с собственной фигурой.
– Нашла, Марин Егорна, вот, пишу статью, – сказала я сквозь зубы, всеми силами отбиваясь от ехидных женских нападок.
– Она напишет, она так напишет, – бросила Сонька из своей ниши.
Сказала – как плюнула. Подруга называется. Ехидна она, росомаха и выхухоль. Нет, Сонька – никакой не выхухоль, она вылитая мармазетка. Вот это находка! Я мило улыбнулась подруге, ведь Соня не знала, кем только что стала благодаря моей проницательности. Мармазетка – карманная обезьянка. С палец величиной. Между нами говоря, очень вредное существо, капризное и властное. Мармазетка – вылитая Сонька, точная копия моей подруги. Соня с мармазеткой, что две сестры. Мысленно я вылила целый ушат злобы на бедную Сонькину голову. Излив свою женскую слабость, я почувствовала облегчение. Мне стало значительно легче жить и дышать. И даже писать.
– Даша, вы что-то пишете? – пронеслось по редакции на высокой ноте.
Надменный голос, разумеется, принадлежал Ларисе Петровне. Высокомерная и высокопоставленная снизошла до посещения моей скромной обители. Я прикрыла монитор руками, оберегая его от вражеского нашествия.
– Пишу-пишу, Ларис Петровна, – тоном послушной хорошистки откликнулась я на выпад матроны.
– Дашка напишет, эта точно напишет, – подлила сварливого масла в огонь раздора подруга Соня.
Вот же мармазетка вредная, специально подначивает, накаляет атмосферу. Но это была не просто вредность, а психологически верный расчет хитромудрой Сони.
– Даша, вам придется разделить работу с Соней, газете нужен рейтинговый материал, а у вас еще слишком мало опыта для самостоятельной работы, – вынесла мне приговор вредная Лариса Петровна.
– Да, Даша, у тебя совсем нет опыта, – с готовностью поддержала руководящую мысль Марина Егоровна.
У моей непосредственной начальницы нет собственного мнения. И никогда не было. Она живет чужим, ворует его на ходу и манипулирует по обстоятельствам. И все ей с рук сходит, видимо, людям нравится, когда у них крадут мысли и мнения.