На Кавказе меня встречал Лермонтов
Шрифт:
Известно от того же Лермонтова трепетное отношение в романе к описанию мундира Мартынова. Если приглядеться, то можно увидеть на одном из портретов Николая Соломоновича двойной лорнет. Он прикреплён бронзовой цепочкой к третьей пуговице кителя.
Такой лорнет присутствует и на рисунке портрета Грушницкого. Рисовал героя, возможно, сам Лермонтов с явным намеком, возможно, по инерции добавившего эту деталь.
Наверняка, подобное сходство в описании мундира обратило внимание и Мартынова, что не могло не способствовать увеличению давно копившейся неприязни отставного майора к поручику. Наверняка это
Напомню об очевидных параллелях в романе между Грушницким и Мартыновым, да простят меня всё те же лермонтоведы.
Находка Анатолия Полозенко дала мне толчок открыть и для себя многое в этой теме, надеюсь, и другим это будет интересно. Разве живой персонаж (Мартынов) и книжный (Грушницкий) не схожи в своей ограниченности и заносчивости?
А как вырисовывает Грушницкого (подразумеваем Мартынова) Лермонтов в начале второй части «Княжны Мэри»? На двух страницах идёт описание: «Он довольно остёр, эпиграммы его часто забавны, но никогда не бывают метки и злы: он никогда не убьёт одним словом; он не знает людей и их слабых струн, потому что занимался целую жизнь одним собою. Его цель – сделаться героем романа…»
И далее: «Я его понял, и он за это меня не любит, хотя мы наружно в самых дружеских отношениях».
И ещё: «Я его также не люблю: я чувствую, что мы когда-нибудь с ним столкнёмся на узкой дороге, и одному из нас несдобровать».
Вот она – предтеча трагического финала, одна из бусинок на тоненькой ниточке, которая, не выдержав, в итоге порвалась.
Мартынов – однокашник Лермонтова по Юнкерской школе. Все говорят, что они друзья. Так ли это?
То было в их раннем знакомстве и общении, сводившемся к вынужденному сосуществованию в учебном заведении, которое могло перерасти в иное качество во взрослых отношениях. Однако поняв, что они совершенно разные, какое-то время оба ещё сохраняли видимость дружбы. Если бы они навсегда разошлись на жизненных дорогах, всё закончилось бы для каждого лишь милыми воспоминаниями.
По воле художника Лермонтова, с Печориным и Грушницким произошло то, что произошло в романе «Герой нашего времени», но с реальными людьми судьба сыграла свою роковую роль, приняв почему-то сторону Мартынова…
Н. С. Мартынов
Теперь перейдём к дуэли и к месту её проведения, потому что здесь тоже несколько нюансов.
О причинах дуэли рассказал сам Николай Мартынов.
Его слова, сказанные писателю А. Игнатьеву, который служил в посольстве во Франции, можно найти в книге Андрея Кончаловского. На вопрос о том, зачем он убил «солнце русской поэзии», и не стыдно ли ему за это, Мартынов сухо ответил, что, если бы тот лично знал Лермонтова, то никогда не задал бы подобного вопроса.
Мартынов утверждал, что поручик был просто невыносим, и если бы тогда на дуэли он промахнулся, то непременно убил бы его потом. По его мнению, когда поэт появлялся в приличном обществе, его единственной целью было всем портить настроение(!). Все веселились, танцевали, а Лермонтов усаживался где-то в уголке и начинал хохотать над кем-то, посылать записки с отвратительными эпиграммами. В результате – получался скандал. Кто-то обязательно рыдал, а у остальных присутствующих портилось настроение.
Приведённый комментарий похож на правду, если смотреть на это глазами Мартынова, а еще больше он похож на реабилитацию самого Мартынова А. Игнатьевым.
Последнее время всё чаще слышатся подобные высказывания. Экстравагантностью они чаще обращают внимание на автора этих высказываний, написанных с претензией на исследование, нежели направлены на поиск истины.
Снова и снова выпячивается «несносный» характер Лермонтова. При этом пишут, что Мартынова трудно винить в неискренности, на взгляд даже его защитников: он был не очень умён, позволил другим сделать себя орудием убийства приятеля.
Вот некоторые известные сведения о дуэльном кодексе и нравах того времени: «В царствование Николая I дуэли, расценивались, как умышленное смертоубийство и были запрещены. Их участники подлежали лишению всех прав на состояние и ссылке на каторжные работы. Тем не менее, дуэли случались постоянно, более того, самые громкие российские дуэли состоялись именно при Николае I.
Подобный поединок считался благородным средством удовлетворения чести. На дуэльные правила, принятые в России, большое влияние оказал кодекс графа Шатовиллара, разработанный во Франции в 1836 г. и определявший правила и порядок выработки секундантами соглашения между противниками, организацию поединка, обязанности и права секундантов и дуэлянтов, разновидности дуэлей на шпагах и пистолетах, наказания за нарушение условий поединка.
Многие исследователи отмечают, что в России дуэли отличались исключительной жестокостью: дистанция между барьерами обычно составляла 10–15 шагов (около 7-10 м), поединки проводились без секундантов и врачей, «один на один».
Вот другое мнение: «В советское время распространен был взгляд, что Лермонтова, как и Пушкина, убили по приказу или, по крайней мере, с согласия императора Николая I.
Поклонники конспирологии, во всем усматривающие заговор, склонялись к мысли, что на дуэли Лермонтова и Мартынова тайно присутствовал наемный убийца – то ли казак, то ли горец, выстреливший из кустов одновременно с Мартыновым.
Первым в 1930-х гг. эту версию высказал директор пятигорского музея «Домик М. Ю. Лермонтова» С. Д. Коротков. Затем, уже после войны, ее подхватил К. Г. Паустовский, написавший повесть «Разливы рек», заканчивавшуюся фразой: «Последнее, что Лермонтов заметил на земле – одновременно с выстрелом Мартынова ему почудился второй выстрел из кустов под обрывом, над которым он стоял». (Трудно принять это за версию, скорее, это художественный вымысел писателя – А. Г.).
Через 30 лет князь Васильчиков в своей «оправдательной» записке будет утверждать как раз обратное: «Лермонтов не стрелял вообще, а стоял с поднятым пистолетом в правой руке, согнутой в локтевом сгибе, как это делают опытные дуэлянты».