На край света. Трилогия
Шрифт:
Вот по шкафуту зашлепала знакомая фигура в добротном плаще: предусмотрительный мистер Джонс, наш себялюбивый баталер! Он торопился к своей шлюпке. На руках у него, точно младенец, покоился анкерок лорда Тальбота — вместилище даров, писем и завещаний, которые он обещал сохранить, не понимая, что весь корабль принимает это за шутку! Джонс скрылся за грот-мачтой, а меня сотряс приступ истерического хохота.
Чарльз, который куда-то бегал, бегом же вернулся, шлепая по остаткам зеленоватой воды. Капитан Андерсон напряженно обратился к нему:
— Еще круче к ветру, мистер Саммерс!
—
— Мистер Саммерс!!! — взревел капитан.
— Докладываю, что фок-мачта не выдержит большей нагрузки. Если она…
— Вы что, можете предложить что-то получше? Нас несет на лед!
Оба замолчали.
Андерсон раздраженно спросил:
— Вам до сих пор не дает покоя изобретение мистера Бене?
— Никак нет, сэр, — сухо ответил Чарльз, вытянувшись.
— Выполняйте приказ.
Чарльз ретировался. Загудели дудки, зазвучали команды. С подветренной стороны туго натянулись шкоты. Паруса утратили округлую надутость и опали — по ним разбежались морщины, похожие на растопыренные пальцы. Снасти гудели от напряжения. Вприпрыжку подбежал юный Томми Тейлор и по всем правилам сорвал шляпу перед капитаном.
— В чем дело?
— Плотник, сэр, мистер Гиббс, сэр! Он говорит, что мы набрали много воды! Качают без передышки! Воды прибавляется!
— Прекрасно.
Гардемарин отдал честь и повернулся, чтобы идти.
— Мистер Тейлор, — окликнул его капитан.
— Есть, сэр!
— Что за идиот сидит в шлюпке?
Мистер Тейлор заметно сконфузился, и вместо него ответил я:
— Это наш баталер, мистер Джонс. Он дожидается, чтобы бравые моряки спасли его, когда мы все потонем.
— Болван проклятый!
— Совершенно верно, капитан.
— Дурной пример для остальных. Мистер Тейлор!
— Есть, сэр!
— Гоните его на палубу!
Мистер Тейлор снова отдал честь и убежал. Я почти сразу же потерял его из виду, потому что из тумана, на этот раз ближе, опять появился айсберг, чтобы тут же исчезнуть. Вершина его сверкала ярче: видимо, до нее добрался дневной свет. Андерсон тоже это заметил. Он посмотрел на меня и улыбнулся той жутковатой улыбкой, которой он одаривал людей, оказавшихся рядом с ним в минуты крайней опасности. Храбрость, не иначе. Я никогда не подозревал его в особом благородстве, но ни я, ни кто иной — за исключением разве что дурака и пьяницы Девереля — не сомневался в капитанской смелости.
— Капитан, а не можем мы его обойти?
Мой голос прозвучал, словно чужой — будто с Андерсоном заговорил кто-то еще. Улыбка на капитанском лице дрогнула и увяла. Правый кулак увеличился вдвое, недвусмысленно говоря мне: «С каким удовольствием я воткнулся бы в этого наглого пассажира!»
Андерсон откашлялся.
— Я как раз собирался отдать приказ, мистер Тальбот. Взять круче к ветру, мистер Саммерс!
Забегали матросы. Я вспомнил о миссис Преттимен и ее беспомощном супруге и поспешил в коридор, бесцеремонно расталкивая толпившихся там пассажиров. Миссис Преттимен стояла между дверями кают — своей и мужа, слегка держась за поручень. При виде меня она улыбнулась. Я приблизился к ней.
— Миссис Преттимен!
— Мистер Тальбот… Эдмунд! Что стряслось?
Я собрался с мыслями
— Так что, как видите, мадам, все решит случай. Или мы обойдем лед, или нет. Если нет — нам ничего не останется…
— У нас останется достоинство.
Ее слова озадачили меня.
— Мадам! Это же так по-римски…
— Скорее по-британски, мистер Тальбот.
— Ах да, разумеется, мадам. Как мистер Преттимен?
— По-моему, все еще спит. Сколько у нас времени?
— Никто не знает, даже капитан.
— Что ж, пора будить.
— Согласен.
Оказалось, однако, что Преттимен не спит. Он приветствовал нас с необычным для себя хладнокровием и спокойствием. Думаю, на самом деле он проснулся гораздо раньше и, со свойственной ему живостью ума, по движениям корабля и крикам понял, что происходит нечто непредвиденное. Короче говоря, он успел взять себя в руки. Первыми его словами стала просьба выйти, чтобы миссис Преттимен смогла заняться интимными деталями его туалета!
— Ибо, — сказал он, улыбаясь, — как говорится, время не ждет, а физиология человеческая и того требовательней!
Я послушно удалился, но тут же наткнулся на мистера Брокльбанка — губы у него тряслись, и впервые со времен штиля на нем не было накидки. Не обращая внимания на окружающих, он дрожащим голосом разговаривал с Селией Брокльбанк. Насколько я расслышал, он умолял ее разделить с ним постель, дабы умереть в объятиях друг друга!
— Нет, нет, Вильмот, я даже думать об этом не могу — что за нелепая мысль! Тем более что вы к этому не стремились с самого Рождества, с тех пор, как получили от мистера Камбершама трактат о…
В тот же миг из каюты Зенобии послышался слабый голос:
— Вильмот! Вильмот! Я умираю!
— Так же как и все мы!.. Молю вас, Селия!
Говорят, что во время землетрясений и извержений вулкана некоторые особи испытывают повышенное сексуальное возбуждение. Наверное, с нами происходило то же самое, но, как ни объясняй, римская стойкость милой миссис Преттимен стала мне еще ближе. Я пригладил кудряшки дочурок Пайка и намекнул Боулсу, что неплохо было бы выпить. Брокльбанк напомнил, что выпивки не осталось, разве что добытая «из-под полы» у юного Томми Тейлора. Разочарованный своей Селией, он удалился в каюту, чтобы разобраться с той самой бутылкой, а Селия тут же продемонстрировала нежданный интерес к моей особе — видимо, эта мысль ей нелепой не казалась. К счастью, меня окликнула миссис Преттимен. Я вошел в каюту. Голова Преттимена чуть возвышалась на подушках. Улыбался он все так же бодро.
— Эдмунд, нам надо утрясти пару вопросов. Разумеется, случись что, вы не оставите Летти.
— Слово чести, сэр.
— Надеяться, что я выживу, в моем нынешнем состоянии невозможно. Тут и здоровым-то людям придется нелегко, а уж мне с больной ногой… Итак, если станет ясно, что конец близок, вы двое, одевшись как можно теплее, выйдете на палубу и постараетесь сесть в шлюпку.
— Нет, Алоизий. Пусть Эдмунд пойдет — он молод и не обязан о нас заботиться. Я же останусь с вами.
— Я обижусь, миссис Преттимен!