На краю бездны
Шрифт:
Джил, борясь с остатками непонятной рассеянности, которая одолевала её всё время в кабинете директора Моста, промычала что-то невнятное в ответ. Но, перехватив удивленный взгляд Стоуна, явно не ожидавшего такой реакции, спохватилась и заявила:
– Мне показалось, что директор является отличным специалистом, это необычно. Однако его внешний вид… Такая прическа крайне эпатажна даже для гения.
– А что не так с его прической? – Удивился Стоун.
– Она была немного неординарна, – медленно произнесла Джил, напрягаясь от кончиков ушей до пальцев ног.
– Не думал, что Вы считаете русые волосы неординарной
***
Серый безжизненный песок простирался до горизонта, превращая Забытые Земли в мертвую пустыню. Если бы не изредка вспыхивающие над песком огни, отдающие запахом горящей серы, было бы сложно найти границу между небом, цвета сухой земли, и такими же песками.
Шакра недовольно пнул ногой серую текучую массу, идти по которой было бы чистым безумием. Внезапно песок из-под его ноги метнулся вверх, превращаясь в фонтан, подымающийся к его лицу. На вершине песчаной горы неожиданно показалось оскалившееся мертвое лицо. Оно угрожающе распахнуло пасть, и Шакра невольно отшатнулся. Затем песок так же внезапно опал с шорохом вниз.
Шакра подумал, что из всех отвратительных мест вселенной эти Земли можно поставить в число наиболее жутких. Если бы не то, зачем он сюда прибыл, ноги его тут никогда бы не оказалось.
– Будь уважителен к тем, на чьей территории находишься.
– Низам, – Шакра улыбнулся. С такой улыбкой он обычно убивал своих врагов. Но тот, к кому он пришел, легко мог оказаться как врагом, так и другом, в зависимости от ситуации.
Мужчина, одетый так, как ходили очень давно на Земле люди, строившие Вавилон, насмешливо смотрел на Шакру, явно потешаясь его недавним испугом. Острый взгляд глубоко посаженных черных глаз словно видел его насквозь, а это было весьма неприятно.
– Я пришел узнать – как продвигаются наши дела, – Шакра решил, что надо показать – кто здесь бог, а кто – изгнанный в небытие колдун.
– Наши достижения, – Низам прикрыл глаза, улыбаясь и словно пробуя эти слова на вкус. Затем с его лица словно стерли улыбку, и он произнес, – Ничего не получится без главного составляющего.
Шакра сжал кулаки.
– Ты убеждал меня, что мы имеем почти всё необходимое!
Низам невозмутимо смотрел на Шакру, который терял облик бога. Его кожа почернела, отливая синевой, а красивые черты лица превратились в обезображенную маску с изогнутыми клыками, торчащими изо рта.
– Ты обманул меня, колдун, – проскрежетал Шакра, щелкая клыками и еле сдерживаясь, чтобы не разорвать Низама.
– Я не обманывал тебя. Почти всё, что было нужно, уже готово, не хватает только того, без чего ты не сможешь стать снова великим.
– Мне не нужно просто величие, – Шакра медленно успокаивался, и к нему возвращался прежний облик красавца-бога, – мне нужна власть.
Низам развел руки, и песок, медленно шурша, потек к нему ручейками со всех сторон.
– Мы оба хотим того, что можем получить только вместе. Чтобы я мог закончить, мне нужно то, что ты всё никак не можешь достать. Видишь ли, я нахожусь в заточении и не могу найти то, что всё никак не дается тебе в руки.
– Сердце, – фыркнул Шакра.
Песок, собравшийся вокруг Низама, рассыпался.
– Не просто сердце. Сердце не бога и не демона, не героя и не
Шакра пожал плечами:
– Я ищу. На празднике Объединения мне показалось, что я нашел подходящего, но он успел уйти. Мои слуги продолжают искать его, и когда найдут, я посмотрю – тот ли он, кто нам нужен.
Низам кивнул, соглашаясь, и над холодной пустыней снова повисла тишина. Внезапно, Шакра вспомнил то, что хотел спросить с самого первого дня их знакомства, и небрежно спросил:
– Ты никогда не говорил о том, чего хочешь получить. Может, скажешь теперь?
Низам улыбнулся. Его лицо словно застыло, превращаясь в безмятежную статую.
– Ты хочешь получить весь мир и Анхаш. А я хочу получить самую малость, всего лишь Круг Вечности.
Проход сомкнулся вслед за ушедшим, но Низам всё никак не мог оторвать глаз от того места, где только что дрожал воздух. В эти земли Проход мог быть только для того, кто пришел, оставаясь глухой стеной для самого Низама. Так близко и так неимоверно далеко, выход из его многовековой тюрьмы.
Его утешало лишь то, что глупец, сам того не ведая, служил лишь на благо ему и тому, перед кем Низам благоговел, восхищаясь его силой и мудростью. Все эти века заключения он провел не просто так, а в долгих размышлениях и планах, ожидая удобного момента, который мог бы снова вернуть Низаму возможность помочь своему великому покровителю. Потому, что когда тот займет свое заслуженное место, Низам будет тем, кто стоит при его троне.
– Я не подведу Вас, – Низам улыбнулся, вспоминая совершенное лицо повелителя. “Ты мудр и достоин, а значит ты почти такой же, как я”, – эти слова напоминали Низаму, что даже его заточение – лишь подобие того, что переносил тот, кто поделился с ним крохами своей мудрости. Обреченный на прозябание и проклятье, находящийся там, где его, такого царственного и совершенного ждало лишь серое и жалкое подобиее существования, он ждал своего часа, который уже приблизился. И его приблизит для него верный все эти годы ему Низам.
Пускай напыщенный глупец думает, что сможет захватить мир. Он послужит орудием в их руках.
***
Гай оторвался от экрана ноутбука, устало потерев глаза. Он просидел несколько часов, и за это время успел узнать много интересного. Конверт, который дал ему Шолто, скрывал в себе пару дисков, на которых было записано одно очень старое дело. Гай понял, что ему в руки попалось то, что было нужно тогда, когда на одной из первых страниц документов промелькнуло упоминание имени Кэйлаш.
Он еще раз с большим вниманием просмотрел все три диска. О ней упоминалось лишь несколько раз, но она была одним из свидетелей. Это было очень странно, потому как Гай не встретил никакой информации об этом процессе, когда искал данные о Кэйлаш. Казалось, что его никогда и не было. Но то, что он только что прочитал, говорило об обратном. Значит, она хорошо постаралась спрятать все концы своего темного прошлого как можно дальше, чтобы её считали воплощением правильности и справедливости. Ещё одно доказательство того, что вся её жизнь и вся она лживы до глубины души. А ведь она была на тот момент всего лишь подростком, школьницей.