На краю бездны
Шрифт:
Гай толкнул дверь, стискивая зубы, и втащил свое, теряющее управление тело в комнату. Не в силах сделать больше ни шагу, он опустился на теплый пол, больше не борясь с дрожью, охватившей его с головы до ног. Теплым пол никогда не был, но сейчас температура тела Гая падала настолько ниже нормы, что куча льда — и та показалась бы теплой.
Кончики пальцев на правой руке продолжали неметь и пульсировать. Гай глубоко вдохнул, стараясь задержать воздух в легких. Внезапно на коже, уходившей под ногтевые пластины, вспыхнуло тонкое, дрожащее синеватое свечение. Оно словно впитывало в себя болезненные ощущения, разрастаясь при этом в огоньки пламени, танцевавшие на коже и протекавшие под ней нитями, тянувшимися
Теперь горело всё его тело и плавилось, оставаясь при этом целым и невредимым. Каждый раз был как новое испытание его выдержки и силы, и Гай знал, что это необходимо. Главное, чтобы никто больше не видел его и не созерцал то, как он уходит.
Когда его полностью поглотило холодное пламя, заставляя мышцы сократиться, а тело — выгибаться дугой, адреналин из надпочечников рванул в сердце, заставляя от шока застыть все внутри. Через миг это тело осядет тяжелой массой на пол и будет ждать его возвращения. Всего лишь одежда, оболочка.
Находившееся где-то на краю земли, лежащей между несколькими мирами, это место напоминало неплохо сохранившийся дворец, окруженный тонкими шпилями башен, нацеленных в небо. Черневшие провалы окон-бойниц смотрели на тех, кто мог оказаться поблизости, кровлю кое-где заменили стволы и плети вьющихся по стенам и перекрытиям крыши растений, похожих на дикий виноград. Когда-то величественная дорога ко дворцу давно исчезла под мелким кустарником, а её начало обрывалось, уходя в мертвенную гладь стоячей воды болота, окружающего дворец. Казалось, что тут нет ничего живого, ни птиц, ни ветра, со свистом гуляющего промеж старых, голых стволов деревьев, похожего на джунгли леса, обступавшего постройки.
Возникшее из ниоткуда темное облако скользнуло над тихой гладью воды, почти касаясь её, и стремительно потекло навстречу дворцу. Перед черным провалом арки входа оно опустилось вниз, словно сгущаясь над землей. Так же неожиданно, как и появилось, облако растворилось, оставляя на потрескавшихся, каменных плитах мужчину, который поднялся на ноги и уверенно шагнул вперед.
Тяжелые занавеси, охранявшие вход, сами распахнулись, сворачиваясь в кольца и пропуская его внутрь. Пара факелов, висевших в гнездах на стенах, вспыхнули, освещая каменную кладку высоких стен коридора. Если снаружи замок казался свидетельством разрухи и запустения, то внутри всё было прямо противоположным. Черный и зеленый. Черный и золотой с алым. Эти цвета окрашивали стены в поблескивающие грани драгоценных камней, и возле них словно сам воздух искрился и мерцал, переливаясь.
Мужчина остановился на пороге большой залы, явно предназначенной для праздников, в дни которых её украшали не менее пышные гирлянды, флаги и цветы — в зависимости от праздников и церемоний. Огромные стрельчатые своды, смыкаясь где-то в темноте, которую не освещали темные люстры, тихо позванивающие подвесками. Когда-то их зажигали, чтобы озарять залу, а сейчас они оставались безмолвными тенями, танцующими где-то в высоте.
В самом дальнем углу зала трепыхалось пламя в небольшой жаровне, как чье-то судорожное дыхание.
— Я ждал тебя.
Холодный голос прозвучал негромко, но его звуки облетели помещение, отражаясь от стен и проникая в каждую трещину камня. Мужчина пересек зал, направляясь к высокому креслу, стоящему в противоположной жаровне стороне и казавшемуся похожим на подобие трона.
— Что нового произошло за это время? Подойди ближе, здесь твой дом, и тут тебе не стоит задумываться о том, какой ты настоящий, и каков твой облик. Я чувствую в тебе тонкий запах смятения и привкус стыда. С чего вдруг, мой мальчик? Стыд — ненужная вещь. Как камень для пловца. А сомнения лишь путают разум.
Мужчина остановился между жаровней и троном, дрожащее пламя освещало его мешковатую одежду, в которую он кутался, будто не мог согреться.
— Все благополучно, никто не мешает делам. Мир покоряется так же легко, как шахматная доска.
Из кресла раздался довольный смешок. Вот только радости в нём было столько же, сколько и тепла в холодную зимнюю ночь.
— Это хорошо, мальчик мой. Если бы я мог дальше находиться там, лично наблюдая за всем, то уже полмира платили бы за воздух, которым дышат и воду, которую пьют, не подозревая — кому они обязаны своим существованием.
Мужчина почтительно наклонил голову, продолжая молчать. Хотя он и казался преисполненным уважения, но весь его вид показывал, что он лишь на секунду склонился перед кем-то важным для него. Но это не значило, что он так же будет молчать и повиноваться кому-то другому.
— Может, ты хочешь что-то для себя? Скажи, и я дам тебе всё это.
Из кресла поднялась фигура, словно сотканная из мрака. Её очертания расплывались, меняли форму и, если бы не плащ с глубоким капюшоном, скрывавший эту иллюзорную фигуру, она могла легко сойти за туман с болота, вползший в зал.
— Почему ты не хочешь быть таким, какой ты есть? — Фигура приблизилась к мужчине. Обошла его кругом, — тебе нужно скрываться свои возможности лишь там, на другой стороне. А здесь ты тот — кто ты есть на самом деле.
— Я горжусь тем, кто я есть. Я знаю, что я есть.
Мужчина поднял голову, позволяя свету от камина упасть на лицо и осветить его, словно демонстрируя свои слова.
— Так лучше, мой друг. Так лучше, — фигура остановилась, — Гораздо лучше. Если бы встреча с Дайен Фомор, этой девчонкой из их северного, докучливого племени, не отняла бы столько времени, я остался бы с тобой, лично наблюдая за всем. Но мои силы не безграничны, поэтому я снова и снова вынужден возвращаться обратно.
Он скользнул вперед по зале, и вслед ему один за другим зажглись факелы, освещавшие подрагивающую темноту. Мужчина неподвижно стоял, словно происходящее за его спиной было таким же обыденным как смена дня и ночи, которых тут, по всей видимости, не существовало. Поскольку сложно найти разницу, когда за стенами — свинцовое небо и полумгла, прячущая всё на расстоянии вытянутой руки.
— Возвращайся. Скоро возникнут небольшие сложности, но ты прекрасно разберешься с ними, — фигура остановилась посреди зала, и то, что пряталось под неподвижным капюшоном, повернулось к мужчине, — сложно иметь дела с теми, кто ни во что не верит, но и приятно при этом. Их наивность и уверенность в том, что они — господа и хозяева всего сущего, не прекращает восхищать меня. С таким человечеством иметь дело проще, чем с тем, которое всего боялось и пряталось по углам, как крысы. Возвращайся к своим делам, я полагаюсь на тебя.