На краю бездны
Шрифт:
Боевик, держа руки на автомате, неспешно шел к ним. Араб видел, что, по крайней мере, двое из троих пулеметчиков целятся в них, третий, кажется, обкурился и ему все до лампочки.
Тихонов опустил стекло. Едва слышно щелкнул замок водительской дверцы.
– Салам… – подойдя, поздоровался боевик.
– Ассаляму алейкум уа РахматуЛлаху уа Баракятуху! – поздоровался полным приветствием подполковник Тихонов. – Разве не сказал пророк, саллаЛлаху ‘аляйхи ва саллям: приветствуй своего брата всякий раз, как встретишь его, и воистину, в день Суда ты не окажешься среди потерпевших ущерб? Или тебя не пугает сказанное?
Боевик мрачно и подозрительно смотрел на неизвестного. Его звали Вахид, он был темен и груб, мало чего знал, кроме того, что ему преподали в медресе. Он был шиитом, и ему говорили, что сунниты его враги, потому что они подло убили Али, четвертого имама, да пребудет он по правую руку от Аллаха. Содеянное заслуживает расстрела. Но он знал также и то, что нельзя убивать тех, кто идет по пути джихада, потому что это – страшный харам, и за это с него могут снять живьем кожу или повесить, и он умрет страшной, позорной смертью, никогда не попав в высшее общество.
– Я плохо понимаю твой язык, брат… – сказал Вахид, – ты говоришь на языке арабов, а я почти не знаю его, ведь я из персов.
Сказанное имело свою подоплеку, и весьма серьезную. Персы были не такими, как арабы, они считали себя нацией более высокого уровня, они считали себя потомками ариев – и не случайно, именно на территории современной Персии творил Заратустра. Сказав такое, Вахид тонко оскорбил человека, который даже не пожелал выйти из машины и у которого на голове была черная чалма, подвязанная повязкой с арабскими письменами.
– Аллах поможет нам понять друг друга, ведь мы братья в джихаде, и пока не повержен последний из неверных, пока на земле существует ширк, пока все народы не слились в совершенстве таухида [58] – какое может быть между нами непонимание? Что же касается твоих слов о том, что ты перс, а я араб – признаюсь, мне неприятно слышать их, ведь мы оба сражаемся на пути Аллаха и встретимся в раю, когда он дарует нам шахаду. Разве не пала Великая Османская империя от фитны национализма, разве смогли бы русисты поработить мою землю, да и твою тоже, будь между нашими отцами единство? Но нет, сам шайтан пожаловал к моему отцу и сказал: «Зачем тебе турки и их власть и их Халиф? Когда у вашего народа есть свои валии, амиры и вилаяты, к вашему народу пришёл Мухаммад, вы завоевали турков, а сейчас они правят среди вас». А к туркам пришел такой же шайтан и сказал: «Зачем вам арабы, вы турки, у вас есть свой Халиф, Султан, власть, вы лучше, чем они, отделитесь от них, ведь вы не нуждаетесь в них, а они нуждаются в вас». Посетил шайтан и твоего отца, потому что нечистый скор на злые дела, и не зря мы прибегаем ко Всевышнему, когда ищем защиты от козней и злых наущений врага правоверных. И сказал шайтан: «Вы персы, у вас есть своя земля и свой шах, вы верите не так, как верят арабы и турки, зачем вам проливать за них кровь, живите и верьте в своей вере, а о братьях забудьте». Но разве не сказано Посланником: «Не наш человек тот, кто призывает к асабийе [59] , не наш человек тот, кто сражается ради асабийа, и не наш человек тот, кто проявляет гнев из-за асабийи». Воистину слова эти верны, ибо сказаны самим пророком, а переданы Муслимом, да пребудет он по правую руку его, и вправе ли мы ставить переданное пророком под сомнение? Аллах тяжко покарал наших отцов за их раздоры и асабийю, позволив безбожникам взять над ними верх и осквернить Два Святых Места, разве вправе мы сомневаться, что это произошло по воле Аллаха, ведь Аллах над всякой вещью мощен, а за ширк и поклонение тагутам, в которое впали наши отцы – мучительное наказание. Может ли быть наказание мучительнее, чем пребывать под пятой кяффиров, смотреть, как своим присутствием они оскверняют Два Святых Места, как делают безбожниками наших детей, поклоняться тагуту и принимать его суд. Вы восстали и убили тагута, а мы пришли на твою землю, чтобы искупить грех наших отцов и помочь вам сбросить с плеч камень ширка и безбожной тирании, и мы рассчитываем на то, что как только на многострадальной персидской земле установится таухид, вы придете на нашу землю и поможете освободить ее от кяффиров, во имя Аллаха. Разве имеет значение то, что ты перс, а я араб на пути джихада? И разве ты не знаешь о том, что пророк сказал, а Муслим передал следующее: «Если кто-либо придет к вам, тогда как ваше дело будет единым, вокруг одного человека, и он пожелает вас расколоть и разделить ваш джама’ат, то отрубите ему голову!» [60] Имам ан-Науауи, да пребудет с ним милость Аллаха, сказал: «В этом хадисе повеление убить того, кто вышел против правителя и желает разделить мусульман, и если он после предостережения не прекращает, то следует его убить» [61] . А Имам ас-Сан’ани, да пребудет с ним милость Аллаха, сказал: «Эти слова указывают на то, что того, кто вышел против правителя, вокруг которого собрались мусульмане, дозволено убить, для избавления от вреда рабов Аллаха» [62] .
58
Единобожия. Кстати, оцените уровень подготовки войск специального назначения. Офицеры на южном операционном направлении свободно знали, как минимум, арабский, а многие фарси и бедуинские диалекты, могли совершать намаз, помнили наизусть многое из Корана и могли вести богословские споры.
59
Национализму.
60
Муслим 3/1479.
61
Шарху сахихи Муслим 12/241.
62
Субулю-Ссалям 3/506.
Вахид скосил глаза и увидел, что один из муджахеддинов на заднем сиденье большой русской машины держит пулемет так, что его дуло смотрит прямо в живот Вахида. Он видел, как из пулеметов расстреляли инженеров, строивших оросительные каналы, и совсем не желал оказаться на их месте. Тем более что намек, который последними словами дал командир муджахеддинов, был более чем ясен – того, кто вносит раскол и смуту в ряды муджахеддинов, дозволяется убить.
– Я вовсе не хотел вносить раскол между теми, кто идет по прямому пути, – миролюбиво произнес Вахид. – Скажи мне, кто ты и куда едешь?
– Меня зовут амир Аслан, а среди моих людей есть люди, пришедшие из многострадальной Индии, с гор Афганистана, из пустынь Туркестана и из угнетаемого русистами Междуречья. Мне все равно, откуда они пришли, я принимаю всех, кто сведущ в военном искусстве и желает спастись на Страшном суде. Что же касается того, куда мы следуем – мы следуем туда, где находятся русисты, чтобы вступить в бой с ними ради одного из двух, победы или шахады. Признаться, и тебе стоило бы воевать с неверными, а не стоять здесь и не допрашивать брата своего, подозревая в нем дурные намерения.
Вахид решил не связываться с ними – тем более что арабских муджахеддинов было не меньше сорока.
– Аллах да укрепит твои стопы на пути твоем, – пожелал Вахид, отпуская дверь машины.
– Крепко держитесь за вервь Аллаха все вместе и не распадайтесь. Помните о милости, которую Аллах оказал вам, когда вы были врагами, а Он сплотил ваши сердца, и по Его милости вы стали братьями. Вы были на краю огненной пропасти, и Он спас вас от нее. Так Аллах разъясняет вам свои знамения, быть может, вы последуете прямым путем [63] , – ответил фразой из Корана подполковник Тихонов.
63
Коран (3:103).
Группа продолжила движение.
Аэропорт «Варамин»
Вечер
Аэропорт «Варамин» был занят боевиками одним из первых, потому что здесь стоял запасной самолет шахиншаха – четырехдвигательный германский «Юнкерс», вроде бы военно-транспортный, но с VIP-салоном. Захватив аэропорт, боевики расстреляли диспетчеров и немногочисленный персонал – тех, кто не успел разбежаться, а потом от избытка чувств открыли огонь по ни в чем не повинной крылатой машине, вымещая на ней всю свою злобу. Сейчас самолет стоял в особом ангаре, он не загорелся, но пострадал изрядно и требовал серьезного ремонта.
После этого началась вакханалия грабежа – больше ни на что у боевиков не хватило ума. Вскрыв все, что только можно вскрыть – а аэропорт использовался в основном для срочных грузовых перевозок по воздуху, – они взяли то немногое, что им показалось ценным, а все остальное подожгли. Ценное они стащили в небольшое здание аэровокзала, создав там своего рода штаб-склад награбленного, туда же стащили все компьютеры с вырванными проводами и прочую технику. Разгромили оборудование в диспетчерской вышке. Они нашли туалет, но тот был со смывом, а они так и не научились им пользоваться. Когда начало переваливаться через край, стали испражняться на пол в туалете, а когда там не осталось места, загадили и другие комнаты…
Иногда ученые задаются вопросом – какая форма правления лучше для страны? По этому поводу разгораются жаркие дебаты, эмоции перехлестывают через край, пишутся статьи в газеты. Почему-то принято думать, что самая лучшая форма правления для страны – демократия. Демос кратос – правление народа, по-гречески. Почему-то, когда люди говорят про демократию и про ее исторические корни, они забывают, что в той же Древней Греции избирательными правами пользовались, по разным оценкам, от одного процента населения до десяти. То есть это никак нельзя называть властью большинства – это власть меньшинства или даже абсолютного меньшинства. Просто правитель здесь получался не единоличный – царь, король, шах, а коллективный, маленький правящий класс, и, наверное, это было правильно. Видимо, древние греки понимали, что правление, исходящее из воли народа, приводит к большой беде. Очень большой беде…