На краю бездны
Шрифт:
Внизу, в проезде между рядами машин, что категорически запрещено правилами парковки, стоял «Кадиллак Брогэм Лимузин» в правительственном варианте, в гражданских машинах делают фальшивые или настоящие стекла на удлиняющей машину вставке, а тут вставка глухая. Сама машина для лимузина короткая, вставка длиной всего двадцать дюймов, сам «Кадиллак» явно бронированный, за решеткой радиатора – синие и красные проблесковые фонари, на лобовом стекле – какие-то голограммы, которые сейчас используются в автоматических пропускных системах, луч лазера сканирует их и решает, перед какой машиной поднимать шлагбаум. Судя по всему – лицо, пригласившее меня на тайную встречу, решило явиться сюда лично.
В полном молчании я толкнул дверь «Субурбана» – вышел, пошел к «Кадиллаку». Там с переднего пассажирского сиденья вылез охранник, почти точная копия того, что собирался меня обыскивать в «Субурбане», заступил мне дорогу. Я поднял руки, он обвел вокруг меня небольшим сканером, размером с два сотовых телефона, потом отступил, открыл дверцу пассажирского отсека лимузина. Я заглянул туда, прежде чем сесть, – там действительно сидел тот человек, который прислал мне визитную карточку.
Джон Уайт. Министр безопасности Родины. Царь разведки – североамериканцы использовали русский титул «царь», чтобы подчеркнуть обширность прав и полномочий по новой должности. Один из самых опасных и осведомленных людей в САСШ.
Что мы знали о нем? Много – и в то же время ничего. Получил образование, работал в нескольких странах – в атташате, послом. Сильно замарался в Сальвадоре. Побывал и в Мексике. Крайний республиканец. Отличное образование, работал в нефтяной отрасли. Во время президентства Фолсома-отца на дипломатической работе. Дружен с Мисли, вице-президентом страны – поэтому попал в команду, видимо, его изначально прочили на высший пост в разведке. Выборы Меллон-младший выиграл с помощью чудовищных махинаций, впервые эти махинации проводились так открыто, и впервые получилась ситуация, что североамериканским президентом стал человек, за которого отдали голосов меньше сограждан, чем за его конкурента. Все дело в коллегии выборщиков – в Североамериканских соединенных штатах люди выбирают не президента, а выборщиков, относящихся к той или иной политической партии, а выборщики уже выбирают президента. Поговаривали, что лучше бы президентом сразу выбрали Мисли, а не дурачка Фолсома.
Но это – надводная часть айсберга. А подводная – Джон Уайт, как и Джек Мисли, относился к чрезвычайно опасной группке неоконсерваторов, многие из которых являлись сионистами, а некоторые в молодости относились к троцкистам! Крайне левые, ставшие со временем крайне правыми, как по мне, опаснее людей нет. Троцкизм – смертельно опасная идеология, зовущая к мировой революции, к бесчинствам, к мировому пожару, она еще опаснее большевизма. В тридцатые-сороковые годы троцкисты в этой стране часто просто пропадали без вести, и никто, ни один человек не посмел потом плюнуть на могилу Гувера за это. Джон Эдгар Гувер и Хьюго Лонг – вот те люди, благодаря которым эта страна в те годы не рухнула в пучину второй гражданской войны и коммунистической революции, за которой неминуемо последовало бы вторжение. Троцкизм был религией молодежи, взрослея, они приходили во власть и меняли убеждения – но не методы! Саботаж, террор, диверсии – вот методы троцкистов и коммунистов.
Вот поэтому Россия снова с тревогой смотрела за океан. Каждое заседание Совета национальной безопасности САСШ теперь начиналось с еврейской молитвы, агрессивные сионисты проникли в американское правительство, и теперь САСШ, сами того не желая, могли играть на стороне запрещенных сионистских организаций. А требуют они ни много ни мало – воссоздания государства Израиль на землях, отторгнутых у России! Для сиониста людьми являются только евреи, другие для него не люди, а гои. Изгой, то есть – из гоев, не человек, его можно обмануть, ограбить, убить. Чаще всего обманывают, но случается всякое. Самое страшное может случиться, если сионисты придут к власти в какой-то крупной стране – ради Израиля, нового Сиона, они бросят всю эту страну в пучину бедствий.
– Я знаю, вы говорите по-английски, это так? – спросил меня царь разведки.
– Да, сэр, это так. Я владею английским, – ответил я на его языке.
– В таком случае вы не будете возражать, если мы станем общаться на моем языке? Я не знаю русского, только несколько слов.
Одно из них, наверное, водка, еще одно – валенки. Почему-то Россия обычному североамериканцу представлялась пустым и злым местом, где двенадцать месяцев в году метут метели, люди постоянно пьют водку и ходят в валенках. Увы, туристический и прочий обмен между нашими странами был не так велик, как бы нам хотелось, а большая часть североамериканцев ехала к нам туда, где нефть – на Восточные территории. С нами активно работала довольно небольшая в рамках всего североамериканского общества группа людей, в основном бизнесмены. Те подолгу жили в нашей стране и знали, что Россия – предельно развитая технократическая держава с удобными условиями для всяческого вида коммерческих предприятий. Остальные России просто боялись, не в последнюю очередь за счет волн медийной истерии, поднимавшихся в североамериканских СМИ с завидной регулярностью.
– Ничуть, сэр. Я буду рад языковой практике.
– Отлично. – Североамериканцы любят это слово. – В таком случае вы не будете возражать, если мы при общении станем использовать такой аппарат? Поверьте, это для нашей же безопасности.
Аппарат меня потряс – никогда не видел подобного. Нечто напоминающее два противогаза, соединенных толстым гофрированным шлангом. Аж оторопь пробирает.
– Сэр, я рад, что в североамериканских секс-шопах столь богатый выбор…
Больше мне ничего и в голову не пришло – похоже было на некое орудие пыток для извращенцев, получающих удовольствие от боли, удушения и тому подобного.
Уайт улыбнулся, но как-то невесело.
– Не думал, что у русских есть чувство юмора. Этот прибор родом из семидесятых, если разговариваешь по нему – не берет никакой жучок, лазерный луч тоже бессилен, и с мембраны сотового ничего не снимешь. Старое – не всегда плохое…
– У вас нет скэллера? [51]
– У меня он есть, и скрэмблер [52] тоже. Но против людей, которые будут интересоваться сказанным на нашей встрече, это не поможет.
51
Скэллер – прибор, «срезающий» диапазон звуков, соответствующих человеческой речи. Один из приборов, применяемых в разведке.
52
Прибор, генерирующий помехи, т. н. белый шум.
Не знал, что главный разведчик страны болен примитивной шпиономанией.
– Сэр, разговор состоится на моих условиях или не состоится вовсе, – твердо заявил Уайт, видя мои колебания.
– Надеюсь, здесь продезинфицировано? – ответил я, протягивая руку за «противогазом».
Противогазом нас учили пользоваться на первом курсе Нахимовского. Бег в противогазах являлся одним из видов коллективного наказания, равно как и отжимание в противогазах. Вот поэтому я питал к противогазу столь недобрые чувства. Этот противогаз был сделан из резины белого, а не зеленого цвета, как принято у нас, и не имел своеобразного рога вверху, чтобы протирать запотевшие стекла, не снимая противогаза. От него и в самом деле пахло какой-то дезинфицирующей жидкостью, слабо, но противно.
– Проверка связи. Раз-раз… – сказал я, нацепив на себя эту резиновую камеру пыток.
– Перестаньте дурачиться! – раздраженно произнес Уайт, слышимость была отличная. – Дело слишком серьезное, не до шуток.
– Сэр, если бы нас кто-нибудь сфотографировал в таком виде, и вы, и я стали бы объектом для самых мерзких шуток до конца жизни. Как вам такое – Россия и Америка, мазохисты forever! Или такое…
Подобным поведением я привычно сбивал противника – а Уайт был именно противником, иначе я его не воспринимал – с мысли, не давая ему сконцентрироваться и повести беседу по выбранному им самим рисунку. Когда один человек приглашает другого для того, чтобы поговорить – хозяин всегда имеет преимущество перед гостем, тем более если они встречаются в выбранном хозяином месте и на его условиях. Но главное преимущество в том, что хозяин знает, что он собирается сказать и как он собирается это сказать, он продумал речь, контраргументы и возражения и ответы на них – а гость ничего этого не знает и вынужден реагировать по факту. Но если гость сумеет вывести хозяина на эмоции в самом начале игры, то они будут на равных, поскольку раздраженный человек чаще всего забывает все, что он готовил, и начинает импровизировать. Кто-то добивается своего юмором, кто-то грубостью и откровенным хамством. Мне как аристократу и потомственному дворянину второе было омерзительно, и я чаще прибегал к первому.