На краю земли
Шрифт:
— Очень своеобразное блюдо, сэр, — героически заключил отец Мартин. — Пожалуй, я попрошу положить мне еще немного, если можно.
Во всяком случае, не было никакого сомнения, что трапезующие по-настоящему оценили поданное вино. Это объяснялось отчасти тем, что вино помогало справиться с жирной пищей, к тому же Плейс и Бонден пересолили свое блюдо, что сразу вызвало жажду, но и само по себе вино было отменным.
— Так вот какова она — эта испанская лоза, — произнес отец Мартин, глядя на свет через бокал, наполненный пурпурной влагой. — Это вино напоминает наше церковное, но оно сочнее, насыщеннее, более…
Джеку пришло в голову произнести какие-то слова хвалы Вакху, возлияниям, алтарям в его честь, но он был слишком
— Мистер Аллен, позвольте выпить бокал вина за ваше здоровье, — с улыбкой произнес капитан и, поклонившись штурману, подумал: «Может быть, пирог с гусятиной окажется вкусней».
Но бывают дни, когда все надежды рушатся. Внесли похожий на башню пирог, но, объясняя капеллану его рецепт и разрезая пирог ножом, Джек попал на что-то подозрительно рыхлое. Из разреза полилась жидкость, даже отдаленно не напоминающая соус.
— Морские пироги, конечно же, пекут по морским рецептам, — принялся объяснять капитан. — Они не похожи на сухопутные пироги. Сначала вы кладете слой сдобного теста, затем слой мяса, на него еще один слой сдобного теста, потом опять слой мяса и так далее, в зависимости от требуемого количества палуб. Как вы можете убедиться, это трехпалубник: спардек, главная палуба, средняя палуба, нижняя палуба.
— Но получается четыре палубы, дорогой сэр, — возразил отец Мартин.
— Совершенно верно, — согласился Джек. — У всех первоклассных линейных судов, у всех трехпалубников на самом деле четыре палубы. А если учесть орлоп-дек, то получатся все пять, даже шесть, если прибавить к ним заднюю палубу. Мы только называем их трехпалубниками, сами понимаете. Боюсь, что гусь не допечен, — накладывая порцию в тарелку капеллана, скорбно произнес Джек Обри.
— Ну что вы! — воскликнул капеллан. — Гусь гораздо вкуснее, когда он недожарен. Помню, я переводил французскую книгу, автор которой авторитетно заявлял, что утка должна быть с кровью. Ну а что справедливо для утки, еще более справедливо в отношении гуся.
— Что касается соуса… — начал было капитан, но он был слишком подавлен, чтобы продолжать.
Однако со временем страсбургский пирог, копченый язык, другие закуски, благородный сыр с острова Менорка, десерт и превосходный портвейн заставили забыть о злополучном гусе. Все выпили за здоровье короля, жен и возлюбленных, за посрамление Бонапарта, после чего Джек, отодвинув назад стул и расстегнув жилет, произнес:
— А теперь, джентльмены, прошу простить меня за то, что я перейду к морским делам. Рад сообщить вам, что на Яву мы не пойдем. Нам приказано пресечь действия фрегата, который американцы отрядили для того, чтобы грабить наши китобойные суда в южных морях. Это тридцатидвухпушечный «Норфолк», он вооружен каронадами и четырьмя длинноствольными орудиями. Его на месяц задержали в порту, и я надеюсь, что мы сможем перехватить его к югу от мыса Сент-Рок или где-то у другой части атлантического побережья Южной Америки. Но вполне возможно, что нам придется последовать за ним в Тихий океан. Никто из нас не огибал мыса Горн, однако, насколько мне известно, мистер Аллен хорошо изучил эти воды, так как плавал вместе с капитаном Колнетом, и я буду весьма ему обязан, если он расскажет, чего нам следует ожидать. Кроме того, он сможет раскрыть нам секреты китобойного промысла, о котором я, к стыду своему, ничего не знаю. Как вы отнесетесь к этому предложению, мистер Аллен?
— Видите ли, сэр, — отвечал Аллен,
— Конечно, — отозвался Джек и, видя, что Аллен уходит в сторону от темы разговора, добавил: — Может быть, вы лучше по порядку расскажете нам о своих плаваниях с капитаном Колнетом, поделитесь штурманскими секретами, расскажете про китобойный промысел. Чтобы горло не пересохло, выпьем по чашке кофе.
Наступила пауза, каюта наполнилась ароматом кофе. Стивену страшно захотелось курить. Но курить разрешалось лишь на палубе, а на некоторых судах было так строго, что курили лишь на камбузе. Но в таком случае он пропустил бы занимательный рассказ. А Стивена безмерно интересовали киты. Ему также очень хотелось узнать побольше о плавании вокруг мыса Горн, где морехода подстерегает столько опасностей и разыгрываются западные штормы чудовищной силы. Хотелось услышать про цингу и прочие напасти. Стивен подавил свое желание и приготовился слушать штурмана.
— Видите ли, сэр, — заговорил Аллен. — Американцы из Нантакета уже давно бьют кашалотов возле своих берегов и южнее. А перед последней войной они вместе с некоторыми из наших соотечественников стали заниматься китобойным промыслом гораздо южнее, спускаясь до Гвинейского залива, побережья Бразилии и даже Фолклендских островов. Но мы первыми обогнули мыс Горн, чтобы добывать кашалота. Мистер Шилдс, приятель моего отца, вывел туда «Амелию» в восемьдесят восьмом и вернулся в девяностом году, имея в трюмах сто тридцать тонн ворвани. Сто тридцать тонн спермацетовой ворвани, господа! Если учесть премию, то он заработал семь тысяч фунтов стерлингов. Разумеется, следом за ним туда ринулись другие китобои и принялись бить этих китов у побережья Чили, Перу и севернее. Но вы знаете, как ревниво относятся испанцы ко всем, кто плавает в этих водах, а тогда они относились к пришельцам и того хуже, если только такое может быть. Помните, что случилось в проливе Нотка Саунд?
— Как не помнить! — откликнулся Джек, который был обязан своим нынешним положением той далекой, сырой, неуютной бухте на острове Ванкувер, расположенной далеко к северу от последнего испанского поселения на западном побережье Америки. В той бухте несколько британских судов, скупавших меха у индейцев, в 1791 году, в период самого устойчивого мира, были захвачены испанцами, что привело к крупному перевооружению флота Его Величества. События эти вошли в историю под названием «испанских беспорядков» и произвели первую из его великолепных метаморфоз, превратившую Джека из обыкновенного помощника штурмана в лейтенанта, получившего королевский патент и украшенную золотым позументом треуголку, которую он надевал по воскресным дням.
— Ну так вот, сэр, — продолжал Аллен. — Китобоям очень не хотелось заходить в порты на западном побережье не только потому, что испанцы народ гордый и вредный, но еще и оттого, что, годами находясь так далеко от дома, промысловики никогда не знали, что за время на дворе — мирное или военное, — и могли потерять не только судно с добычей, но и здоровье, а угодив в испанскую тюрьму, умереть там от голода или желтой лихорадки. Но когда тебя носит в открытом море два, а то и три года, то, понятное дело, хочется размяться и подремонтироваться.