На круги своя
Шрифт:
Не отпуская Алексея, Юрий оглянулся.
– Оля, ты где?
– Здесь! – донесся ее голос из кухни.
– Что ты там возишься? Давай, тащи сюда все, что есть!.. А ты, Лёха, садись-ка в кресло, вот сюда, сейчас мы быстренько что-нибудь сообразим. У меня дома, брат, как у хорошего грузина – никуда не выходя, могу в любой момент хоть десяток гостей принять!.. Ну, ты ж молодец! Это ж надо так!
Он улыбался и сиял, расточая вокруг такую неподдельную, искреннюю радость, что у Алексея потеплело на душе и сердце.
Он сидел в мягком кресле,
Сели за стол, выпили за встречу, за здоровье каждого, потом снова за встречу, потом за то, чтобы не в последний раз… и говорили, говорили, перебивая друг друга: о том, что было, о том, что есть, что будет. Но больше, почему-то, о том, что есть, или что будет. А вот прошлого, того, что было когда-то, касались изредка, неглубоко и мимоходом.
В десятом часу Юрий торжественно поднялся из-за стола.
– Ну вот, – заявил он громогласно, – теперь можно сесть и на телефончик. Теперь само время! Оповестим кое-кого…
– Почему самое время? – не понял Алексей.
– А потому, братец ты мой кролик, что сейчас уже все сидят по домам, но уже достаточно поздно, чтобы куда-то идти. Сегодня мы проводим вечер только втроем, а уж завтра с утра отдадим тебя на растерзание. Завтра как раз суббота, восхитительно, великолепно!.. Завтра они все прибегут, вот увидишь. Мы-то тебя, прохиндей ты эдакий, частенько вспоминаем, не в пример некоторым штатским. Правда, Оля?.. Ну-ка, пошли звонить!
Они обзвонили человек двадцать. Вырывая друг у друга трубку, Ольга и Юрий попеременно кричали, что завтра, в субботу, в двенадцать часов назначается общий сбор, что здесь Алексей Терехов – да-да, тот самый Лёха, именно он, да вот он и сам сейчас с тобой поговорит! – и чтобы предупредили всех, кого смогут, что сбор у Замятиных, а кто раньше двенадцати, пусть, конечно, приходит раньше, к десяти, к одиннадцати, но не спозаранку, и уговор: всё, как всегда, нести с собой, на всю ораву не напасешься…
Засиделись далеко за полночь, а утром Алексей с радостным изумлением убеждался в Юркиной правоте. Длинной вереницей шли и шли одноклассники, давние знакомые, друзья, приятели. Шли поодиночке, шли с мужьями или женами и было видно, что они здесь нередкие гости, да и между собой встречаются не раз в год по обещанию.
И Алексей остро позавидовал не исчезнувшей с годами общительности своего друга. Ольга, насколько он мог помнить, тоже никогда не отличалась замкнутостью, и теперь из них получилась такая пара, что просто загляденье.
То и дело в передней гремел звонок, в комнате появлялся раскрасневшийся от утреннего морозца очередной с непременным возгласом:
– Ну, Лёха, здорово! (Женщины говорили: «Здравствуй, Алеша!») Узнаешь, нет?
Алексей
Лица, улыбки, вопросы, возгласы, шутки, пожатия рук, объятия, поцелуи, новые знакомства – все слилось воедино, закрутилось пестрым сверкающим хороводом. Веселая сумятица невольно ассоциировалась с каким-нибудь праздником: то ли Седьмое, то ли Новый год. Но Седьмое ноября – праздник торжественный и официальный даже в домашней обстановке, подумалось Алексею. Скорее, похоже на Новый год. Такая же суматоха, так же все идет кругом… И он поймал себя на мысли, что ищет взглядом по комнате наряженную елочку в разноцветных огоньках гирлянд.
Большинство заскакивало «на минутку», «на полчасика» – повидаться, поприветствовать; кое-кто из них обещал вернуться ближе к вечеру и тогда уже надолго. Но многие прямо с утра были настроены по-боевому.
Из спальни притащили еще два кресла, из детской – тахту, с балкона принесли стулья. Но за столом никто не сидел, его раздвинули и поставили у стены. Каждый, кто оставался, после первых минут приветствий и расспросов выкладывал на него из сумок припасы, открывал консервные банки, откупоривал бутылки, доставал для себя из серванта тарелки и рюмки. Сидели кто где – кто где хотел и с кем хотел, где придется; с тарелками и рюмками в руках растекались по комнате, подходили к столу за новой порцией и опять группировались, теперь уже в новых сочетаниях.
Стоял веселый шум и гам. Алексей, не веря собственным глазам, попытался найти, но к своему глубочайшему удивлению, не нашел в этой пестрой и многолюдной компании ни одного скучного или хмурого лица, или же, на худой конец, просто лица без улыбки. И, вспомнив, как он сам проводит праздники, свою чопорную, по псевдоакадемически строгую компанию, снова по-хорошему позавидовал.
– Весело живете, черти полосатые! – прокричал он Юрию, пробиравшемуся сквозь толчею куда-то в дальний угол комнаты.
Тот в ответ подмигнул на ходу.
— У меня так, брат, всегда! Приезжай почаще, еще не то устроим!
Алексей несколько раз хлопнул ему вслед в ладоши:
– Браво, Юра! Так держать!
– Алеша! – окликнула его, подходя, Ольга.
Она ничуть не походила на задерганную и озабоченную хозяйку многолюдного сборища. По всему чувствовалось, что настроение у нее великолепное. Она разрумянилась, волосы слегка растрепались. И она стала совсем похожа на ту, прежнюю Олю Седельникову.
Алексею было хорошо и покойно. Он уютно расположился в ставшем уже привычным кресле, переводя взгляд с одного на другого, на третьего, четвертого – и видел перед собой своих давних хороших знакомых, друзей, однокашников. За давностью многое затушевалось, ушло в сторону, осталось лишь хорошее и приятное. Детство в большинстве своем всегда радужно и красочно, как бы тяжело оно ни было, а у них все-таки, если разобраться, было неплохое детство… И юность тоже.
– Ну, как тебе у нас? – Ольга остановилась перед ним. – Нравится?