На круги своя
Шрифт:
– Восхитительно! – ничуть не покривил душой Алексей. – Сижу вот и думаю – неужели это все в мою честь? Уж больно здорово отрепетировано.
– Ну-ну, не обольщайся! Сегодня, вообще-то, причина в тебе. А в принципе мы частенько так собираемся. В жизни так мало радости, Алеша, так зачем искусственно лишать себя этой малости – радости общения!
– И все время у вас?
– Нет, отчего же. У всех по очереди, кто имеет возможность принять. Летом на даче или просто на природе, зимой вот так. Нас ведь много,
– Не имей сто рублей…
– Тогда уж не сто, а двести. С учетом инфляции.
– Не понимаю, как вам это удается? В наше-то время, когда каждый сам по себе…
– А вот и неправда! – живо возразила Ольга. – Как раз в наше-то время сурово необходимо держаться вместе. И помогать друг другу – во всем… Вон, например Рита, у серванта стоит, смеется. – Ольга глазами указала на нее Алексею. – Муж пил просто, что называется, «по-черному», из дома выгонял, постоянно ходила с бланшем под глазом. Ребята наши как взялись за него, поговорили пару раз – как бабка отшептала. Шелковый стал. Или Витька Суровцев… Помнишь его?
– Ну а как же! Его мать у нас историю вела. Кстати, а почему его нет?
– Витьку нашему еще два года сидеть. У них в конторе главбух проворовался и потянул за собой еще шесть человек. А у Витьки мать-старуха, жена да трое детей. Ну, мы сообща и помогаем по мере сил.
– Н-да-а, – только и смог проговорить Алексей. – По поговорке: гуртом и батька бить сподручнее.
– Точно, правильно! – подхватила Ольга. Она снова перешла на легкий, шутливый настрой. – Вот только в нашей крепкой, хорошо споенной, как любит выражаться Юра, компании, наблюдаются отдельные отщепенцы – не будем показывать пальцем…
– Все, все, сдаюсь, Оленька! – Алексей поднял руки вверх. – Сдаюсь на милость победителя! И – клянусь! – больше я от вас никуда, ни на шаг… Да, а много нас таких, отщепенцев-космополитов?
– Не-ет, что ты! Все, кто куда-нибудь уезжал, буквально все вернулись назад. Разве что только ты, да Стасик Красюк, да Маша Алексеенко… Да еще Марина. Помнишь Марину? – она хитро прищурилась.
– Какую Марину? – Алексей сначала не понял. Потом резко выпрямился в кресле. – Марину? – Сердце прыгнуло и забухало сильно и громко, его удары отозвались в голове.
– Вот те на! Ребята, слушайте сюда, он хочет сказать, что не помнит Марину! – Ольга хохотала громко и заливисто, и оттого, видимо, никто, кроме Алексея, не разобрал ее слов. Да многим было и не до них.
– Оля, не надо! Что ты, в самом деле, зачем так…
Она перестала смеяться.
– Да ну тебя, ей Богу! Ну, насмешил! Чтобы ты, да ее не помнил, ну и дела-а, – она покрутила головой.
Глаза ее блестели. Она посмотрела на Алексея и вдруг негромко охнула.
– Да ты что, Алеша? – Она понизила голос. – Да ты прямо в лице переменился.
Алексей досадливо махнул рукой, привстал и снова сел.
– Погоди, – Ольга присела на подлокотник его кресла и попыталась заглянуть в лицо. – Да ты, никак…
– Ничего, ничего, Оля. Все в порядке. В норме.
– Погоди! Неужели ты…
– Да помню я, помню, – сказал Алексей и поморщился. – Все я помню, никого не забыл. И… ее помню. – Он хотел сказать «Марину», но сказал «ее». Почему-то он не мог вот так, просто-запросто назвать это имя. Не мог – и все тут.
Нет, не таким он представлял себе этот разговор.
Вчера, конечно, было не до него. Да и сегодня с утра тоже. Алексей подсознательно все время носил в себе начало этого разговора, он только никак не мог выбрать, с кем же его начать. С Юрой? Не избежишь, пока он не поймет, грубоватых шуток и многозначительных подмигиваний… С Ольгой? Но с женщиной – о женщине, как-то не то получится… С кем-нибудь из пришедших? Но только с Юрой да, пожалуй, немного с Ольгой у него успел наладиться тот душевный контакт, который позволил бы коснуться такой щекотливой темы…
И Алексей все отодвигал разговор «на потом».
Он сидел к Ольге в пол-оборота, боковым зрением видя ее лицо. Брови ее сосредоточенно сдвинулись, на лбу появилась упрямая поперечная складка – она о чем-то думала. Потом она чему-то кивнула, словно в подтверждение своих мыслей, положила ему на рукав пиджака руку, легонько пожала, шепнув: «Подожди», и вышла из комнаты.
Вернулась она с двумя рюмками, наполненными золотистой жидкостью, и протянула одну Алексею.
– Давай выпьем, Алеша. За тебя, чтобы у тебя все было хорошо… Это настоящий «Токай».
Вчерашний коньяк за ночь выветрился, а сегодня он старался пить только сухое, памятуя, что выпить придется с каждым, да не дай Бог, не один раз. Но к счастью – еще один весомый плюс здешней компании – пить его, как, впрочем, он заметил, и остальных, никто не заставлял. Как сказал утром Юра: «Чувствуй себя абсолютно раскованно, старик. У нас полная свобода личности: каждому по потребностям соизмеримо с его возможностями».
Они чокнулись и, глядя в глаза друг другу, медленно, смакуя, выпили.
– Люблю грешным делом хорошее вино, – сказала Ольга, смешно, по-детски облизывая губы. Потом снова присела на подлокотник. – Леша, – начала она неуверенно. – Ты извини, мне показалось…
– Да нет, ничего, что ты, – слабо улыбнулся он. – В чем извинить?
– Наверно, мне показалось… Ты, никак, все еще… ну, неравнодушен, что ли?
Алексей ничего не ответил. Он упрямо сжал губы и глядел перед собой. Нет, не такой разговор и не в такой обстановке мыслился ему.
Ольга резко поднялась и, потянув за руку, заставила его встать.