На крыльях любви

— Аманда первой войдет в столовую, и потом уже леди Гамильтон, правда, мамочка?

На лице миссис Берк отразилось возмущение.

— Помолчи, Генриетта. Не смей даже произносить имени этой женщины. Уверена, лорд Ревенскар не позволит своей будущей жене общаться с дамой, если та не вхожа в высшее общество.

— Не говоря уже о женах всяких там баронетов, — невозмутимо продолжала Генриетта. — Представь, Аманда, леди Данкли смотрит на тебя, а ты на нее никакого внимания. Вот язва! Как только увидит нас с папой, обязательно подденет: «Скажите,

пожалуйста, викарий, как это ваша семья умудряется расти с такой скоростью?»

— Перестань сейчас же, Генриетта, — рассеянно заметила миссис Берк. Она совсем не следила за стрекотней своей шестнадцатилетней дочери, поскольку в данный момент старательно укорачивала платье своей старшенькой. Не разжимая губ — изо рта торчали булавки, — дама проговорила:

— Повернись чуть-чуть левее, Аманда. Нет, платье тебе все еще длинно. Ума не приложу, в кого ты такая кроха? Меня Господь ростом не обидел, а уж отец твой и вообще под шесть футов.

— Прости, что причиняю тебе так много беспокойства, мамочка, — ласково сказала Аманда.

— Ну что ты, малышка, какое там беспокойство, — возразила миссис Берк. — Просто не хочу, чтобы ты чувствовала себя бедной родственницей среди столичных гостей лорда Ревенскара.

Аманда ничего не ответила. Она понимала, что, как бы хорошо ни была одета, среди искушенных дам и элегантных светских щеголей — они приехали в замок в изящных экипажах и кабриолетах два дня назад — все равно будет выглядеть неловкой провинциалкой.

Деревянная церковь располагалась в парке обширного поместья лорда Ревенскара, и для детей викария Берка давно стало развлечением наблюдать за тем, как к его сиятельству на «дикие гульбища» — выражение местных жителей — съезжаются гости.

Уже несколько лет семья викария не видела лорда Ревенскара. Только иногда мелькнет за окошком разукрашенной кареты его лицо или стрелой пронесется на лошади по парку всадник в сопровождении свиты из дюжины человек.

Аманду никогда не интересовал ни сам лорд, ни устраиваемые им вечера, но Генриетта только о них и думала.

— По-твоему, чем они там занимаются? — как-то спросила она Аманду, когда сестры готовились ко сну. Сквозь ветви деревьев ярко светились окна замка, золотистые блики скользили по неподвижной глади озера.

— Едят и пьют, разговаривают и, наверное, танцуют, что же еще, — ответила Аманда.

— А по-моему, не только это, — не унималась Генриетта. — Иначе почему все так шокированы поведением леди Гамильтон? Некоторые даже прощают ее, ведь она осчастливила самого лорда Нельсона, а вот лорд Ревенскар, похоже, никому не принесет счастья.

— Не могу понять, почему он так тебя интересует, — улыбнулась Аманда.

— Еще как! — возбужденно произнесла Генриетта. — Тебе хорошо, Аманда. Ты выполняешь день за днем, год за годом одну и ту же работу, не видишь никого, кроме крестьян, и довольна. А я хочу уехать в Лондон.

Аманда рассмеялась, но, когда на следующий день она шла по дороге к замку, чтобы набрать цветов и украсить ими алтарь в церкви — цветы обычно брали из оранжерей замка, — разговор с Генриеттой вдруг всплыл в памяти.

Аманда вошла в сад через боковую калитку и направилась

по лужайке к оранжереям. Ласкали взор бледно-желтые нарциссы, головки которых походили на золотые гинеи; начинали цвести азалии. Весна в этом году запоздала, на Ла-Манше то и дело бушевали сильные бури.

Аманда глубоко вздохнула. Два теплых весенних дня — и совершилось чудо. Деревья покрылись нежной зеленой листвой, яблони, груши, сливы расцвели бело-розовыми цветами. Аманда окинула сад внимательным взглядом до самого конца, где начинался крутой спуск к реке.

Неудивительно, подумала она, что лорд Ревенскар зимой приезжает сюда реже. Когда с моря дует пронизывающий ветер, а над небольшой речушкой, которая протекает по деревне, поднимается сырой, всюду проникающий туман, в этих местах не очень-то уютно.

Ревенскрай — так называлось поместье — упоминался еще в кадастровой книге [1] , а замок был построен до вторжения норманнов. Потом они захватили его, перестроили и превратили в неприступную крепость.

Но, взглянув на него, Аманда подумала, что сейчас он не очень-то похож на норманнский замок.

Неизменной сохранилась только старая башня. Остальные его части достраивались и перестраивались каждым поколением. Самым внушительным новшеством было великолепное крыло, возведенное отцом лорда Ревенскара вскоре после вступления на престол английского короля Георга III.

Поймав себя на том, что предается праздным размышлениям, Аманда прошла через сад и, зайдя в оранжерею, увидела старого садовника Форсайта. Тот как раз срезал для нее лилии.

— Доброе утро, Форсайт. Лилии в этом году просто чудо! — приветливо обратилась она к нему.

— Четыре года назад, в тысяча восьмисотом году, когда вы в первый раз посадили свои лилии, мисс Аманда, вы говорили то же самое, — ответил он. — И с тех самых пор каждый год это повторяете. Но на сей раз вы сказали чистую правду, не сойти мне с этого места.

Они оба рассмеялись. Аманда с охапкой цветов вышла из оранжереи. Сквозь туман, с раннего утра, как вата, окутывающего окрестности, уже пробивались первые солнечные лучи. Они были такими яркими, что стало больно глазам, и на мгновение Аманда зажмурилась. Вдруг совсем рядом раздался низкий мужской голос, девушка даже вздрогнула от неожиданности.

— Это что за чудо? Неужели сам ангел спустился с небес?

Аманда, широко раскрыв глаза от страха, обернулась и увидела перед собой мужчину средних лет, внимательно рассматривающего ее в лорнет. Беглого взгляда было достаточно, чтобы оценить элегантный синий сюртук с бархатным воротником, сидевший как влитой, белые бриджи и до блеска отполированные ботфорты. Картину довершали коричневая трость с золотым набалдашником и высокая касторовая шляпа, лихо сбитая набекрень.

Немного поколебавшись, Аманда присела в реверансе.