На крючке
Шрифт:
Я опускаю голову на ее шею, мое дыхание неглубокое и горячее, мой оргазм нарастает глубоко в моем животе, когда я выхожу из нее, а затем снова вхожу, вращая бедрами против нее.
— Я хочу, чтобы ты сказала это, потому что ты моя. Потому что ты останешься, хотя мы оба знаем, что ты должна уйти.
Ее дыхание сбивается, ее руки обхватывают мое лицо, когда она смотрит глубоко в мои глаза.
— Я твоя, Джеймс.
В моей груди вспыхивает тепло, и я ускоряю темп, ее слова проникают в мою душу
Звук шлепков нашей кожи смешивается с ее стонами, пока она не напрягается, а затем взрывается. Стенки ее киски сжимаются вокруг меня, побуждая мои яйца напрячься, мои мышцы напрягаются до боли. Сперма пульсирует в моем члене, который дико дергается внутри нее, когда я покрываю ее влагалище своим семенем.
Я рушусь на нее сверху, тяжело дыша, мой разум наконец-то спокоен.
Именно в этот момент я понимаю, как бы безумно это ни казалось, что я люблю ее.
И это пугает меня больше, чем что-либо другое.
39.ВЕНДИ
Я стою перед зеркалом, поправляя плохо сидящую одежду, которую купила Мойра, так как то, что было на мне, теперь валяется, разорванная на полу в клочья — то, что, как я заметила, любит делать Джеймс. Я смотрю на него через зеркало, пока он стоит за своим столом. Он наконец смыл кровь со своих рук и теперь застегивает рубашку, прикрывая шрамы, которые испещряют каждый сантиметр его торса. Мое сердце замирает, я задаюсь вопросом, как они там оказались, и чувствую тяжелое чувство значимости, зная, что он позволил мне их увидеть.
Он открывает ящик стола и достает пистолет, засовывает его за спину в пояс брюк, затем берет пиджак от костюма и натягивает его на руки, застегивая спереди.
Мой пресс напрягается при виде этого.
— Ты правда слишком привлекателен для своего собственного блага, — говорю я.
Он вскидывает голову, на его лице появляется ухмылка, и он подходит ко мне, становится позади меня и целует меня в шею.
— Джеймс? — моё сердце бьется в ушах.
Я не уверена, где мы находимся, часть меня чувствует себя так, как будто я балансирую на середине тележки, не зная, в какую сторону она сдвинется.
— Хм? — он прижимается ко мне.
— Могу я... — я поворачиваюсь к нему, мои руки ложатся на его грудь. — Я хочу увидеть своего брата.
Он кивает.
— Хорошо.
Облегчение проникает в меня.
— И... — я прикусываю губу. — Я бы хотела вернуть свой телефон.
— Договорились, — он поднимает бровь. — Что-нибудь еще?
— И я хочу, чтобы ты сказал мне, что не был с Мойрой, — поспешно говорю я, жар обжигает мои щеки.
Он делает паузу.
— Никогда?
Я морщусь.
— Ну, конечно, не сейчас. Я знаю, что ты бы солгал.
Его пальцы наклоняют мой подбородок вверх, пока я не смотрю ему в глаза.
— Я не был ни с Мойрой, ни с
Я делаю глубокий вдох, мой желудок медленно распутывается, завязываясь в узел.
— Хорошо.
Его губы подрагивают.
— Отлично.
— Хорошо, — говорю я снова.
— И просто для ясности, — он вдавливает большой палец в мой подбородок. — Если кто-то ещё прикоснется к тебе, я отрежу им руки, чтобы они больше никогда ни к чему не смогли прикоснуться.
Моя грудь спазмируется.
— Ты такой жестокий.
Он усмехается.
— Просто я такой, какой есть, дорогая.
— А я? Разве мы... Меня все еще не держат...
— Венди, ты вольна делать то, что хочешь. Твой отец, он...
— Нет, я знаю, — оборываю я его, не желая говорить о своем отце, раны еще слишком свежи.
— Ты не знаешь, — он трогает свой бок, где зазубренный шрам портит его кожу. — Эта авиакатастрофа? — его ноздри раздуваются. — Это было во время одного из рейсов твоего отца.
Я задыхаюсь.
— Что?
Он качает головой.
— Здесь не место говорить об этом, дорогая.
Раздражение вспыхивает в моем животе, я не хочу, чтобы от меня отмахивались, как это всегда бывало, когда я хотела узнать, что происходит.
Я открываю рот, но его палец закрывает мои губы.
— Я расскажу тебе все, что ты пожелаешь, только не здесь.
Тяжелое чувство проникает в мои внутренности.
— Ты собираешься убить его? — шепчу я.
Он вздыхает.
— Ты должна понять, твой отец, он забрал у меня почти все, — его большой палец проводит по моим губам. — И хотя я сделаю все, что ты попросишь, пожалуйста, не проси меня об этом.
Мое сердце щемит, опустошение бежит по моим венам.
— Но я... — слёзы наворачиваются на глаза. — Он мой отец.
— Да, а также, — его голова качнулась в сторону. — Он тот, кто убил моего.
Я снова на яхте Джеймса, сижу на террасе на том самом месте, куда он привел меня на наше первое свидание. Прошло два дня с тех пор, как он трахнул меня на столе в своем стрип-клубе, а потом разнес мой разум на куски, когда рассказал о своем прошлом. О моем отце.
Желчь обжигает язык, когда я думаю о Джеймсе, ребенке, пережившем то, что он пережил от рук своего дяди. Пережить боль от потери родителей и наблюдать, как человек, ответственный за эту потерю, годами улыбается на обложках журналов без каких-либо последствий.
Моя душа изнывает от одной мысли о мучениях, которые покрыли его сердце шрамами.
И все же я не могу примириться с тем, что он убьёт моего отца, а я просто смирюсь с этим. Но как я могу просить его не делать этого после того, что, как я знаю, сделал мой отец?