На крючке
Шрифт:
Он сейчас уязвим, – нашептывал ей внутренний голос, ибо впал в гнев и ярость, ибо говорит о вещах, в которых кровно заинтересован.
– Может, ваш сын…
– Я не хочу, чтобы мое грязное белье полоскала желтая пресса, понятно вам? Чтобы мусолили имя моего сына! Я изначально был против этого союза. Это была блажь, блажь, блажь, – с неистовым ожесточением повторял он, – и ничего больше! А мне теперь расхлебывать!
– Я вас понимаю, но пойти у вас на поводу не могу, – с горечью сказала Яна, – и потом, в том, с какой готовностью вы мне предлагаете деньги ни за что, есть что-то подозрительное.
– Чушь! –
– Нет, – Яна вздохнула и прикрыла веки, по-прежнему манипулируя с картой.
Что ему внушить? Успокоение, приветливость, податливость? Нет, это слишком сложно, – ее мозг работал как барометр, – надо сосредоточиться на каком-то простом движении, жесте, действии. А если вызвать до ужаса, до банальности простое желание немедленно сделать что-то? Она достала карту «Да. Нет.»
Надо же ее внедрять! С внушением сложных чувств ничего не получается, так почему бы не внушить эмоцию попроще?
– Чем вы занимаетесь? – с раздражением спросил Засурский.
– Ничем особенным, – рассеянно улыбнулась Яна, шепча про себя: «Если я прикажу ему захотеть пить или открыть окно, он сделает это?»
Ее ладонь, лежавшая на карте «Да. Нет.», потеплела.
– Выпить не хотите? – облизал сухие губы Засурский, и Яна поняла, что карта «сработала».
– Не откажусь, – сдержанно улыбнулась, радуясь, что новая карта не подвела ее.
Засурский встал, подошел к шкафу, выполненному в стиле «ретро» и, открыв бар, достал оттуда изящную, расширяющую книзу, с вытянутым горлышком бутылку и пару объемных коньячных рюмок.
И тут Яну пронизало ощущение deja vu. Конечно, этот затылок, эти каштановые с проседью волосы, мощная, в складках шея… Это же он занимался любовью с Галкиной! Мужчина из видения, посетившего Яну в квартире убитой. Может, он напрямую связан с этим убийством, поэтому и предлагает деньги? Яна побледнела, но собрала все силы, чтобы унять дрожь, пробегавшую по телу.
– Вы любите коньяк? – с лицемерно-дружеской улыбкой спросил Засурский. – Это отличный коньяк, «Отар», настоящая Франция.
– Простите за замечание, но вы не кажетесь шокированным или удивленным случившимся, – усмехнулась Яна.
– А почему я должен быть шокирован? – поставил на стол бутылку и рюмки Засурский. – Потому что Галкина была любовницей моего сына и работала в моем казино?
Он изобразил недоумение, смешанное с изрядной долей скепсиса и презрения.
– Хотя бы поэтому, – Яна снова закурила. – Но есть и еще причина, в виду которой эта смерть должна бы вас затронуть.
– Какая же? – с надменной гримасой приподнял брови Засурский.
– Вы ведь тоже были любовником Галкиной, – ровным голосом проговорила Яна.
– Что-о?! – возмущению Засурского не было предела.
– Вы спали с ней, – твердо сказала Яна, – может быть, поэтому и были против ее союза с вашим сыном.
Яна пристально, но спокойно смотрела на Якова Григорьевича. Засурский слегка смутился, но, быстро справившись с растерянностью, перешел в атаку.
– Кто вам дал право так разговаривать со мной? И откуда вы вообще взяли, что я, как вы выразились, спал с Галкиной? Или вы считаете, что она была пупом Земли?
Теперь в его глаза горела откровенная ненависть. Углы Яниных губ тронула ироническая усмешка. Она не могла удержаться от этой несмелой, но выразительной улыбки, которая должна была показаться так дорожащему своим престижем Засурскому верхом оскорбительной непочтительности.
– Что вы смеетесь? – грубо одернул он Яну, приходя в бешенство. – Я сказал что-то смешное?
– Нет, ваша реакция вполне адекватна, с учетом вашего характера, – процедила Яна, гася сигарету в пепельнице.
Она уже поняла, что мирного, конструктивного разговора не получится, и более того, она сомневалась, что такой разговор мог вообще состояться. Априори, так сказать. То обстоятельство, что Засурский спал с Женей, хотела Яна того или нет, бросало на него тень подозрения. Мотивов было хоть отбавляй. Ревность, например. А если принять во внимание тот факт, что в квартире было все перерыто, то можно предположить другой вариант. Возможно, Галкина завладела чем-то ценным, принадлежащим Засурскому, помимо его воли и он, желая отобрать это таинственное нечто и будучи человеком темпераментным, саданул ее сковородой по голове. Как ни была бы мрачна и трагична эта картина, нарисованная перед Яной ее подвижным воображением, она вызвала у Яны тонкую ироническую усмешку. Зрелище хватающегося за сковородку Засурского было до того комичным и нелепым, что она рассмеялась бы, если бы была одна. У нее защекотало переносицу, как в детстве. Это было знаком того, что она может допустить что-то запретное, неприличное, но в то же время неплохо контролирует себя, чтобы упредить этот порыв.
– Что вы хотите этим сказать? – чуть более спокойно, но все с таким же презрительным апломбом спросил Засурский.
– Только то, что вы человек взрывчатый, самолюбивый, легко ранимый. Удивляюсь, как вы могли преуспеть в бизнесе! – воскликнула Яна.
– Ну уж это не вам судить! – снова взъерепенился Засурский.
– Вы спали с ней, Яков Григорьевич, – с наигранной жалостью вздохнула Яна, – вы лежали на ней, у нее было отсутствующее выражение на лице, простыни были голубые, в розовато-сиреневый цветочек, помните такие?
Засурский приоткрыл рот.
– Вы копались в белье? – с брезгливым отвращением наконец процедил он.
– Нет, я вас видела, – равнодушно сказала Яна, – у вас крупная родинка под правой лопаткой. Вы же знаете, что я – экстрасенс.
– Знаю, – угрюмо согласился Засурский, видимо, упустивший из виду Янин дар, который ему, привыкшему все контролировать и всем повелевать, был как кость в горле.
Лицо его приняло суровое выражение. Глаза бегали, мыщцы застыли от напряжения.
– Шесть тысяч, – прошипел он, поднимая угрожающе-нетерпеливый взгляд на Яну.
– Я же сказала, что нет, – снисходительно улыбнулась Яна, – дело не в деньгах, а в принципах. Яков Григорьевич, где вы были в воскресенье вечером, между шестью и десятью часами? Это длинный промежуток, но попробйте все-таки вспомнить.
– Я не обязан отвечать на ваши вопросы, – презрительно поджал он губы, которые в силу этого движения едва не исчезли – таким на удивление тонким был его рот, – вы не из милиции. Если меня спросят, я отвечу. Но не вам.
– И вы скажете милиции, что предлагали мне деньги, чтобы бы я прекратила расследование? – Яна бросила на Засурского хитрый провоцирующий взгляд.