Шрифт:
Глава 1.
«Smells like teen spirit – повеяло духом юности».
К. Кобейн, «Nirvana».
Характерный запах студенческих душевых – «Душилок», а именно так их и называли в то время студенты, Алексей помнил еще из техникума. Это был смешанный аромат из мокрой древесины и старой краски, что на полках для раздевания, приправленный влажным запахом от покрытого сыростью цементного пола. Как продолжение, к обязательно возникающему пару из включенного крана горячей воды, был образовывающийся ним туман. Туман, который покрывая головы, ноги и остальные части тела купальщиков, как бы напоминал им о том, что в бане все равны. Подтверждение высоким истинам, о равности перед паром, Алексей получил уже в самые первые дни, своего нахождении в университетском общежитии.
Закрыв за собой дверь в душевую, он с легкостью уставшего человека сбросил с себя полотенце, снял шорты и то, что было под ними, устремившись к пространству с кранами. Пар был везде. Видимость от кабинки до кабинки равнялась практически нулю. Струя теплой воды приятно согрела тело, мягкие потоки ласкали лицо, охота было быть в таком состоянии и дальше. Изобилие пара было вызвано несколькими работающими
Их, с длинными волосами и явными отличиями от него, в душе было уже двое. Не давая себе окаменеть окончательно, он не закрывая кран, на цыпочках двинулся к раздевалке. «Увидят, точно сразу заорут, – участливо предупреждала память, – уходи быстро, не хватало еще на старте учебы в новом месте заслужить титул «Голого» или еще чего-то похлеще, типа «душевого», на манер домового или лешего из русских сказок». Полотенце шорты на мокрое тело, и на выход. Два женских халата, с висящими поверх на них тонкими трикотажными изделиями из кружева и шелка, окончательно его убедили в половой принадлежности его новых, к счастью на данный момент, незнакомок. Уже на лестничном марше он услышал слово-код, для человека «в душ входящего». Парочка молодых девушек подошла к двери душевой и приоткрыв ее, одна из них громко спросила в туман: «Здесь мальчики есть?» Видимо последовал правильный ответ, и те через мгновение за собой захлопнули дверь. По дороге в свою комнату у Алексея возникла правда еще одна крамольная мысль, дождаться выхода незнакомок для полного понимания ситуации, но стойкость духа и избыток чувств от пережитых впечатлений взяли верх над его сиюминутной рефлексией.
Это потом он уже узнал от вахтеров, что душ на этот период в общежитии был общим, в связи с незаконченным ремонтом в женском отделении. Были отведены специальные часы для мальчиков и девочек. Так Алексей по невнимательности и не по незнанию забрел в общую душевую именно в женские часы. Метаморфозы от первых дней проживания в новом общественном здании и открытые знаки вселенной прямо в душевой кабинке, настраивали на творческий лад.
Это уже потом, на много месяцев позже, его крылатые фразы студенты стали разбирать на цитаты и прибаутки, а сейчас они только рождались и ложились «драгоценным грузом» в «Незабывльник». Так, глубочайший по смыслу афоризм об отношении мужчины к женщине был рожден именно после того посещения «Душилки». «Бл…ство я не люблю, но творчество – это другое. Главное, что бы потом тебе не сказали: Что ты творишь!?» Так и повелось, в интеллигентной студенческой среде, называть все процессы, что происходят между парнями и девушками вместо вульгарного «бл..дства», красивым словом «творчество».
За несколько дней, до новых впечатлений в «Душилке», Алексей вместе с пестрой толпой новоявленных студентов проходил процедуру поселения в общежитие №5, на ул. Довженко. Жара, дым от сигарет и кучки людей на сумках перед входом и в вестибюле. Молодые ребята и девушки совершали свой первый великий переход от размеренной и сытой жизни в лоне родной семьи к новой, и совершенно не предсказуемой жизни в общаге. Алексей смотрел в их яркие глаза и чистые лица. Не многим будет суждено пройти этот путь до конца. Не всем удастся без потерь стать старше на пять лет. Не каждому будет дано сохранить целомудрие и печень в прежнем виде. Беспристрастный дверной зев входа в общежитие принимал свежую кровь и плоть следующего молодого и чистого поколения. Подобно новым жертвам «студенческого Молоха», они проходили в ряд один за другим к его алтарю, что бы забыть себя прежних навсегда.
В кабинете с надписью «Комендант общежития» за сдвинутыми столами сидели две женщины. Одна большая и взрослая, и вторая молодая и симпатичная, но уже явно не студентка. Большую и взрослую звали: Цизарь Наталья Устиновна, она была комендантом этого общежития. Буквально через некоторое время Алексей уже знал от «бывалых» студентов, что Наталья Устиновна до своего назначения на эту должность, много лет славно и праведно трудилась надзирателем в женской исправительной колонии. Все жители общежития №5 называли ее просто – «Палестиновна». Часто в жизни можно встретить полное не соответствие внешнего вида человека с его внутренним миром. Внешность обманчива, как говорят люди со времен создания букв и речи вообще. Здесь же в случае с «Палестиновной», у любого не соответствия шансов не было вообще. Грозный вид властной женщины-коменданта, был полным отражением ее глубокого и закаленного во всех хитросплетениях надзирательского прошлого, внутреннего мира. Голос и взгляд при совместном воздействии на неокрепшую психику студента, могли последнего заставить заикаться. Когда Алексей сдал ей документы на поселение, у него возникло чувство, что сейчас он услышит: «Лицом к стене!» Но, обошлось. Вторая женщина, симпатичная и уже не студентка, оказалась кастеляншей. Звали ее Лариса. Она сидела рядом с «Палестиновной» тихо и ровно, и понемножку дышала носиком. С легкой студенческой руки, Ларису называли – «Крепостная». Обусловлена такая приставка к ее имени была двумя причинами: первая та, которая подразумевала ее полную и добровольную сдачу себя на милость могущественной комендантши, а вторая, более лингвистическая. Французское слово – «castellanus», от которого к нам пришел термин кастелянша, в переводе на русский звучит как – смотритель за крепостью. Интеллектуальный студенческий юмор не мог пройти мимо возле такого образца слияния французского с «палестинским». Лариса деловито открыла картонную папку, что-то там посмотрела, выписала какую-то справку на получение белья и сказала, что после 15,00 можно подойти к Леониду в кладовку по бытовым вопросам. Аккуратно зачесанный назад волос, русый чуть курчавый хвостик за плечи, немного смугловатое чистое лицо, красивые карие глаза и тонкий носик делали ее похожей на очень прилежного, но уже взрослого ребенка. Красивые губки говорили не громко и по делу. Алексею показалось, что в ее речи присутствовал легкий акцент. Похожий на тот, который есть у жителей Юга Одесской области – бессарабцев. «Южанка, – для себя утвердился он». Леонид из кладовки был помощником Ларисы, и по совместительству каким-то дальним родственником «Палестиновны». Мужик лет 45-ти, с порядком подпитым лицом и характерными заморочками бывшего алкоголика, трудился на ниве чистого белья. Студенты его называли – «Бельевой». Видно комендантша решила держать Леонида к себе поближе, во избежание его очередного «алкогольного побега». Алексей получил место в комнате под номером №49, на третьем этаже.
Само здание общежития было классическим советским типовым проектом. С одним входом, вестибюлем и двумя лестничными маршами по разные стороны, для подъема на этажи. В студгородке таких построек было две. Они стояли напротив друг друга, в не более чем в ста метрах, разделенные волейбольной площадкой и зеленой растительностью. Это были общежития – №4 и №5. «Четверка» и «Пятерка». В глубоко-интеллектуальном студенческом обществе комплекс из двух зданий называли просто – «Гетто». Такое сравнение с местами для проживания темнокожих американцев в Чикаго, эти строения заслужили за свой характерный вид. Серо-зеленые стены, мутные окна, какие-то веревки с бельем на фасаде и висящие из окон сетки с банками, консервами и «синими птицами», в зимние месяцы. Система коридорная. По торцам здания туалеты и умывальные комнаты. По две общие кухни возле лестничных маршей на каждом этаже. Бытовые и складские помещения на первом этаже. Две душевых, иногда совмещенных, мужская и женская, так же на первом этаже. И еще, следуя традициям славного Советского прошлого, в каждом общежитии был красный уголок. И обязательная на третьем этаже, читальная комната – «читалка». Правда, как все эти казенные помещения использовались, и по какому назначению, станет известно чуть дальше.
Еще в перечень зданий студгородка входили: большой блочный корпус общежития для иностранцев – «семерка», и добротное здание «шестерки», корпуса для семейных студенческих пар. «Гетто» по удобствам и уюту занимало почетное первое место снизу. Алексей потом еще долго вспоминал большой и теплый блок на восьмом этаже в общежитии на ул. Фрунзе. А пока, как первокурсник, он довольствовался тем, что есть на данный момент.
Уже в комнате, он познакомился с первым своим соседом Олегом. Невысокий парень с «есенинским» светлым чубом, крепкими руками и немного картавым говором был из соседней республики Молдавии. Точнее из русскоязычной ее части, Приднестровья. Сразу после окончания десятилетки, Олег по проекции знакомых своих родителей в Одессе, поступил в Одесский Государственной университет. Он осваивал географическое направление на параллельном потоке. Комната №49, как говорят в Одессе, была – «не фонтан». Последняя справа на этаже перед умывальными, с сырой стеной и ободранными обоями. Четыре голые кровати по периметру, скорее бодрили, чем взывали ко сну. Подоконник с зазубринами, подобно прикладу боевого ружья гордо торчал перед грязными окнами. Шкаф, судя по обломленным уголкам дверей и сорванным замочкам, видимо через себя пропустил не одно поколение студентов. Голый стол и четыре табуретки идеально дополняли общую картину. Шторами на эту ночь для поселенцев, были зеленые широкие лопасти листьев каштана за окном.
Коридор отзывался звуками голосов заселяющейся молодежи. Строгого разделения между женскими и мужскими отделениями на этаже не было. Все селились вперемешку, первые курсы и старшекурсники, чисто женские комнаты сменялись чисто мужскими, было только разделение умывальных и туалетных помещений. Они были по разные стороны этажа.
Разговоры о себе и о своих краях плюс немного пива в летнюю ночь, завершали день заселения для молодых людей. Шум еще долго не умолкал. Из открытых окон лился девичий смех, мудреные звуки гитарных переборов и скрипучие голоса исполнителей из переносных кассетных магнитофонов.
Умостившись по кроватям в чистом постельном белье от Леонида, ребята погрузились в сон. Еще периодически, одно особенно активное окно с женским смехом прерывало их сонную благодать, но и то потом смолкло до утра после мужского «крика души» с форточки этажом выше. На чисто украинском языке, окрепший юношеский голос на всю ул. Довженко отчеканил: «Эй вы твари, потыхшэ там йибиться спать нэ даетэ!»
Новый поток подхватил Алексея, новая уже прогнозируемая реальность на ближайшие пять лет минимум, просматривалась прямо и четко. Здесь не было, чего-то для него нового, кардинально-переменного, он уже проходил и общежития и студенческую среду. Но здесь было другое измерение, был другой более высокий уровень. Это, прославленный университет и город, который есть только один на весь белый свет, город улыбка Бога – красавица Одесса! Прекрасно осознавая, всю сложность пути он не падал духом, не сетовал на безденежье и проблемы быта, он был – на курсе, на выбранном им самим курсе.