На льдине — в неизвестность
Шрифт:
— Взяли!
Большая, похожая на дом палатка, почти в четыре метра длиной и два с половиной шириной, легко оторвалась от снега.
— Дмитрич, она же ничего не весит!
— Как не весит? Пятьдесят три кило.
— Это ерунда!
— Значит, там, случись дать льдине трещину, сможем перетащить на другое место, верно?..
Дмитрич сдвинул ушанку на затылок и провел ладонью по шершавому брезенту.
Им много что предлагали: и туристские, и солдатские палатки, и ненецкие чумы, и чукотские яранги. Но одни были холодны, другие тяжелы. А эту, как и многое другое из снаряжения, завод изготовил по их собственным
Они — это четверо полярников, уже немало поработавших на полярных станциях, не одну экспедицию проведших в дальних северных походах: молодые ученые — магнитолог-астроном Евгений Константинович Федоров и гидробиолог Петр Петрович Ширшов, радист Эрнст Теодорович Кренкель, начальник будущей экспедиции Иван Дмитриевич Папанин.
Их давно и крепко привязал к себе суровый, необжитый северный край, с его неоглядными просторами, моржами, нерпами и ледовыми бродягами — белыми медведями. Там ездовые собаки заменяют такси, а с гранитных скал сползают тысячетонные языки глетчеров, и по небу тревожно бежит и щемит душу северное сияние…
Палатку установили, настелили пол из надувных подушек, покрыли его теплыми оленьими шкурами, на двухъярусные койки положили спальные мешки из волчьего меха. И палатка приобрела жилой вид. Между коек — откидной столик, при входе — два бесшумных примуса новой конструкции. Справа от входа рация Кренкеля, слева — крошечная лаборатория Ширшова, Два окна свободно пропускают в палатку свет. Под потолком фонарь «летучая мышь». Квартира готова, можно въезжать.
Рядом с палаткой поставили антенну. Застучал топор, обухом вгоняя в землю железные костыли для растяжек. Вскоре замахал крыльями и ветряк динамо-машины. Веселым баском запел умформер[1], давая жизнь коротковолновому передатчику.
С этой минуты Кренкель для всех был потерян. Большой, неторопливый, сидел он на ящике, отстукивая ключом точки-тире.
Кренкеля знали все коротковолновики. Позывные «RAEM» остались еще с челюскинской эпопеи. Когда три года назад льды в Чукотском море раздавили теплоход «Челюскин» и люди два месяца жили на дрейфующей льдине, радисты всей Земли ловили эти позывные. Сейчас они встречались как старые знакомые. Коротковолновики думали, что Кренкель говорит из дома, передавали привет жене и дочкам и не подозревали, что участвуют в очень ответственном испытании новой радиоаппаратуры.
Евгений Федоров распеленал свои чуткие самозаписывающие метеоприборы, осторожно заправил бумажные ленты и вместе с Папаниным пошел устанавливать их в небольшой, подвешенной на бамбуковых шестах метеобудке. Проверили и установили электрометр, магнитный вариометр. Папанин хотя и не магнитолог, но в случае необходимости он должен уметь обращаться с этими приборами.
Там, на дальнем Севере, им всем придется подменять друг друга: Папанину — Федорова, Кренкелю — Папанина, Федорову — Кренкеля. (Когда-то в Горьком Женя Федоров был чемпионом среди радиолюбителей.) А Ширшову придется выполнять еще и роль врача. Петр Петрович спешно набирался опыта: прошел специальную практику в больнице, не дрогнув, присутствовал при операциях, сам вскрывал нарывы, накладывал швы, делал перевязки. Дома, тренируя руку и глаз, резал и сшивал куски говяжьего мяса.
— Со мной
Трое друзей убедительно заверяли: в случае чего без боязни лягут под скальпель Петра Петровича. Правда, втайне каждый надеялся: авось не доведется!..
Свое глубинное гидрологическое оборудование Петр Петрович испытал еще летом в Черном море. Сейчас ему нужно было еще раз проверить все вертушки, батометры, захватчики донного грунта — как срабатывают они в зимних условиях.
…Солнце уже шло к закату, когда в палатке запахло вкусным обедом. После работы на морозе у всех засосало под ложечкой. Даже «утонувший» в своем эфире Кренкель все чаще посматривал на трудившегося у примусов Папанина. Наконец Иван Дмитриевич объявил:
— Братки, прошу к столу — дегустировать особые, «арктические» блюда!
«Братки» не заставили себя ждать, тут же поудобнее расселись на оленьих шкурах вокруг перевернутого ящика.
Первое — суп из брикетов — пробовали осторожно. Съедобен ли? Но, распробовав, стали уплетать. Настоящий гороховый суп с мясом! Есть и лучок. И чеснок. И дух лаврового листа чувствуется. А перцу — тут Иван Дмитриевич даже перехватил по старой флотской привычке. Да это ничего! Котлеты из мясного порошка и порошковый кисель оказались тоже недурными. Вместо хлеба смачно грызли сухари с запеченным в них мясным порошком.
Обед был хорош. Недаром над составлением меню трудился целый институт инженеров питания. Они позаботились и о калорийности пищи, и о содержании в ней витаминов, так необходимых, чтобы не заболеть цингой. Там, в безжизненной ледовой пустыне, вряд ли можно рассчитывать на охоту, на свежее мясо.
— Прихватить бы еще соленых грибочков!.. — мечтательно поглядывая на Папанина, сказал Ширшов.
— И огурчиков, — добавил Федоров.
— Я-то взял бы, — ответил Папанин, — да вот самолеты. Они могут поднять только девять тонн, и ни грамма больше. Тут как хочешь, так и выкручивайся!
Иван Дмитриевич положил на стол блокнот, в котором был огромный перечень всего, что им нужно взять. От палаток, нарт и ветряка до разных мелочей. Пешни и топоры — чтобы рубить лед, пилы — чтобы пилить снег, шила, ножи, пистолеты, ружья, фотоаппарат, лыжи, теплая одежда, медикаменты… Посуда — портативная, легкая, из алюминия. А ложки — деревянные, на морозе есть металлическими не очень сподручно. Консервы не возьмут — зачем везти воду? В жестяных банках, рассчитанных каждая на десять дней, все в сухом виде: порошок из кур, суповые брикеты, копченый окорок, колбаса…
Иван Дмитриевич не стал просматривать весь список, он знал его наизусть. Каждая вещь, каждая мелочь была им учтена.
— Да, — сказал он, вздохнув, — грибочками и огурчиками нас будут угощать только дома жены… когда вернемся…
— Дмитрич, а собаку берем? — встрепенулся Петр Петрович.
— Берем, — ответил за Папанина Федоров. — После того как медведь однажды лез к Дмитричу целоваться…
История с медведем была хорошо всем известна.
Случилось это во время зимовки на Земле Франца-Иосифа, когда Папанин и Федоров полярной ночью ходили через замерзшие проливы обследовать острова архипелага. Женя Федоров «ловил» теодолитом звезды, как вдруг услышал позади себя шорох. Обернулся и увидел, что огромный белый медведь преспокойно обнюхивает стенку палатки как раз над головой спящего Папанина…