На льду
Шрифт:
– Твоя очередь, – сказала я.
Мама замешкалась, но ткнула пальцем в текст.
– Я ни…
– Не, – поправила я.
Мама кивнула, начала сначала.
– Я не спал… в твоей… кроватке, сказал медве… медве…
– Медвежонок, – поправила я.
Мама сжала руку в кулак.
– Черт. Это сложное слово.
– Скоро научишься, и пойдет легче, – серьезно произнесла я.
Мама посмотрела на меня и сжала мою руку.
– Думаешь?
– Конечно. Все ребята в моем классе умеют читать. Я не стала говорить, что все другие мамы и папы тоже умеют читать,
– Продолжим завтра, – сказала мама и поцеловала меня в щеку. – И не говори ничего папе…
– Обещаю.
Она погасила свет и вышла из комнаты. А я осталась лежать в кровати. Внутри у меня разливалась приятная теплота. Я чувствовала себя любимой и нужной.
Если бы мама увидела нас с Йеспером, что бы она подумала? Что-то подсказывает мне, что она была бы недовольна тем, что Йеспер публичная фигура и жизнь с ним будет непростой. Она бы скривилась и пробормотала что-нибудь в духе, что я о ней не забочусь, но что это неудивительно, потому что я никогда ей не помогала. А потом начала бы нудеть про дочку тетки Лёфберг, которая в тридцать лет живет с мамой и заботится о старушке.
Бросаю взгляд на часы. Половина девятого. В груди появляется неприятное ощущение. Пытаюсь понять, чего я боюсь. Что с Йеспером что-то случилось? На улице темно, ветрено, мокро. Наверняка дороги обледенели. В такую погоду водить машину опасно. После недолгих раздумий беру телефон. Снова колеблюсь. Почему мне так сложно позвонить ему? Словно не хочу, чтобы он знал, что нуждаюсь в нем больше, чем он во мне. Почему мне так важно знать, что он любит меня больше, чем я его? Нельзя вести себя как отчаявшаяся женщина, говорю я себе, нельзя навязываться. Никто не любит навязчивых.
Но набираю номер.
Сразу включается автоответчик. Он отключил телефон.
Я допиваю вино, накрываюсь одеялом и закрываю глаза.
Прошла неделя, прежде чем Йеспер позвонил и сказал, что хочет вернуть деньги и пригласить меня на ланч, если я согласна.
Мы встретились в субботу неподалеку от его квартиры в центре, в которой он ночевал, когда задерживался в городе. В ресторане было шумно и многолюдно. Я узнала его с трудом. Он был в джинсах и футболке и выглядел моложе, чем при нашей первой встрече в магазине. Даже держался он по-другому. Ни следа смущения на лице. Прямая спина. Уверенный вид. Он улыбнулся мне.
– Эмма… – И поцеловал в щеку.
Я смутилась. Никто не целовал меня в щеку. Даже моя мама. Особенно мама.
– Привет, – пробормотала я.
Он окинул меня изучающим взглядом, от которого я смутилась еще больше. Я чувствовала, что должна что-то сказать, чтобы нарушить это неловкое молчание.
– Как прошло собрание?
– Хорошо.
Он улыбнулся.
У него было странное выражение лица и голодные глаза, словно он смотрел на меня как на аппетитное блюдо. Вся эта ситуация была крайне неловкой.
– Почему ты пригласил меня на ланч? – вырвалось у меня. Я так
– Потому что ты пробудила во мне любопытство, – так же прямо ответил он, не отрывая от меня взгляда.
Я уставилась на свои новые джинсы, купленные специально перед этим ланчем. Какая глупость. Как будто Йесперу Орре есть дело до того, что носит сотрудница его магазина.
– Ты обращалась со мной как с равным, – пояснил он.
Наши глаза встретились. На мгновение мне показалось, что в его взгляде промелькнуло что-то странное, боль или горечь.
– Равным?
Он медленно кивнул. Из бара донеслись крики. Я обернулась. По телевизору шел матч «Арсенал» против «Манчестер Юнайтед», и счет только что стал 0:2.
Йеспер перегнулся через стол. Наши лица оказались рядом. Я ощутила аромат его одеколона и пива, которое он пил. Мне стало не по себе.
– Когда у человека такая работа, как у меня, – сказал он, – люди редко общаются с ним по-человечески. Большинство – преувеличенно уважительно. А кто-то просто боится. Мало кто честно говорит то, что думает. Это крайне утомительно. Наверху очень одиноко, если ты понимаешь, о чем я. Но ты была честна со мной. Обращалась как с обычным человеком. Я пожала плечами.
– А разве ты не обычный человек?
Он рассмеялся и поднес пиво к губам. У него были загорелые руки, покрытые золотистыми волосками.
– Можешь считать это безумием, но я чувствую, что между нами есть связь. Скажи честно.
– Что?
– Ты тоже чувствуешь себя одинокой? Странной? Не похожей на других людей? Чувствуешь, что наблюдаешь за другими со стороны?
Я медленно кивнула. Он прав. Я всегда чувствовала себя другой. С самого детства. Мне всегда казалось, что в своей жизни я играю какую-то второстепенную роль. Будто я смотрю на саму себя со стороны. Вопрос только в том, как Йеспер успел понять это за десять минут нашей встречи в магазине.
Со стороны бара донеслись вопли болельщиков.
– Стольпе вышел из игры, – констатировал Йеспер.
– Откуда ты знаешь?
– Что?
Он покосился на экран, словно думая, что я спрашиваю про матч.
– Обо мне. Ты купил у меня рубашку. А теперь сидишь и заявляешь, что мы похожи. И что мы оба одиноки. Ты ничего обо мне не знаешь. Ни кто я, ни откуда, ни чего хочу в своей жизни. С чего ты решил, что я для тебя – открытая книга?
Он поднял стакан с пивом в шутливом тосте и подмигнул мне:
– Как я уже сказал, мне нравится, что ты обращаешься со мной как с равным. Тебе неведом страх. В этом мы с тобой тоже похожи.
Я покидала ресторан на трясущихся ногах. Щеки горели, руки вспотели. Не знаю, что так сильно на меня повлияло: то, что он позволил себе сделать выводы о моем характере, несмотря на то что мы едва знакомы, или желание, которое внезапно вспыхнуло во мне.
Я шла и гадала: что, если он прав? Что, если мы похожи? Что, если между нами правда существует невидимая связь? Как это иногда бывает между людьми разных сословий и возрастов, когда они встречаются и понимают, что созданы друг для друга?