На ловца и зверь бежит
Шрифт:
— А может, ты спер, — подозрительно усмехнулся Гарулин. — Мало того, что воруете, суки, да еще и подставляете, рубите сук, на котором сидите. Ну, ничего, я разберусь, в бараний рог согну.
Пуговицын настолько растерялся от прямой инсинуации Гарулина, что ничего не успел возразить, слова застряли в его пересохшем от страха горле, и прежде чем он смог опомниться, Гарулин властно произнес:
— Ладно, иди, займись работой, а я сам решу, как быть. И рот на замке держи.
— Да что вы, Аркадий Вадимович, неужели я кого оповещать буду, —
Когда он покинул кабинет, генеральный погрузился в задумчивость, из которой его вывел приход секретарши.
Она поставила на журнальный столик поднос с кофейными приборами и тостами и, налив кофе в чашку, услужливо поднесла ее Гарулину, доверительно шепнув ему на ухо, что пришла Синчугова.
Дождавшись, когда секретарша уйдет, и отхлебнув кофе, Гарулин встал и, заложив руки в карманы, широким шагом вышел из кабинета. Сопровождаемый недоуменным взглядом Риты, он направился в бухгалтерию.
Не входя внутрь, а прислонившись к косяку, он незаметно оглядел помещение, где, кроме бухгалтеров, за компьютерами работали сотрудники отдела статистики. Молча Гарулин бросал взгляды поверх голов сосредоточенных работников, которые, даже не видя своего генерального директора, затылками ощущали флюиды его властного недовольства.
Синчугова сидела к нему вполоборота, оживленно болтая с замом главбуха.
— Галина, зайди на минутку, — приказал Гарулин.
Синчугова обернулась. Ее резкие жесты сменились оцепенением, фамильярная улыбка застыла на красивом побледневшем лице со вздернутым носиком и ямочками на щеках.
Не дожидаясь Синчуговой, Гарулин вернулся в кабинет и занял свой вращающийся кожаный трон. Но прошло еще по крайней мере пять минут, прежде чем в дверь постучали.
— Входи, что это ты такая церемонная стала? — насмешливо откликнулся Гарулин на деликатный стук в дверь.
— Привет, ты, как всегда, нетерпелив, — Синчугова кокетливо взмахнула ресницами и, не глядя на Гарулина, села на один из стоящих напротив стола стульев.
Однако ее правая нога, заведенная на левую, заметно нервно подрагивала. Ее мнимо уверенные, самодостаточные жесты являлись не очень удачной ширмой для бурлящего в ней раздражения и страха. Она достала из сумочки пачку «Мор», зажигалку и закурила, каждым движением глаз и рук подчеркивая свое право на эмансипацию.
— Ты сегодня хоть куда! — Гарулин окинул ее высокомерно-оценивающим взглядом.
Нужно заметить, что Аркадий Вадимович был тонким ценителем женского шарма и элегантности.
На Синчуговой была черная блузка и безупречного покроя костюм в «куриную лапку». Мини-юбка позволяла оценить юную красоту ее стройных ног, обутых в высокие ботинки.
— Это все, что ты мне хотел сказать? — пренебрежительно кинула она, хотя ее голос выдавал скрытую обиду.
— Нет, цыпонька, я спросить тебя хотел, не ты ли, сука, бумаги сперла, — он сверлил ее ненавидящим взглядом, больше не прячась за ненужной теперь завесой набивших оскомину
— Аркадий Вадимович, — насмешливо засюсюкала Синчугова, — откуда такие возмутительные подозрения? — Она вытянула вперед правую ногу, игриво покрутила ступней, встала и, подойдя к столу, стряхнула пепел в бронзовую пепельницу.
Фривольно перегнувшись через стол, она выдохнула в лицо Гарулину со змеиным ехидством:
— А все-таки жаль, что эта мысль не пришла мне в голову, ты не находишь, Аркадий?
— Сядь, а то я сам тебя усажу, — ледяным тоном произнес Гарулин.
Он старался сохранять непроницаемый вид, но Синчугова видела, как его мутные белки постепенно наливались кровью.
— Ты нервничаешь, Аркаша? — не унималась язвительная Синчугова.
Она стояла все в той же позе, оперевшись о стол ладонями широко расставленных рук и глядя прямо в лицо Гарулину, уничтожающе сверля его своим взглядом.
Гарулин молча и невозмутимо наблюдал за спектаклем, разыгрываемым своей бывшей любовницей.
Наконец губы Синчуговой растянулись в ядовито-притворную улыбку, и, склонив голову набок в знак насмешливой снисходительности, она сказала:
— Тебе сейчас в самый раз липового отвара принять, а ты кофе хлещешь. Кстати, нельзя ли и мне вкусить от даров Бразилии?
Но прежде чем она успела отойти от стола, Гарулин схватил ее за лацканы пиджака, свирепо притянул к себе, а потом грубо швырнул на стул. Он уже тяжело дышал, на его лице застыла гримаса гневного отвращения. Он смог только выдавить из себя:
— Стерва!
— Ах так, подонок! Бросил меня, а теперь еще и дурь свою показываешь!
Глаза и щеки Синчуговой полыхали, лицо истерически дергалось.
— Уймись, говорю, я твоими представлениями сыт по горло, — овладевая собой, произнес Гарулин. Грозное выражение его лица сменила маска брезгливого презрения. — Значит, документы не ты сперла?
— Пошел ты куда подальше! — с бешеным негодованием выкрикнула Синчугова. — Да если бы даже и я, что бы ты мог со мной сделать? Люкиным припугнуть? Да он сам от меня тащится.
— Ясно, ясно! Давно с Эдиком-педиком за моей спиной снюхалась? Шлюха! — опять, теряя самообладание, хрипло закричал Гарулин.
— Шарков вообще тут ни при чем, лучше на себя посмотри. Думаешь, у тебя море денег, так ты и приказывать всем горазд. А я на твои приказы плюю, — высокий голос Синчуговой перешел в визг.
— Как бы ты не доплевалась, крошка!
Глава 4
Еще раз окинув взглядом комнату Ларионова и бездыханное тело ее хозяина, я протерла носовым платком все ручки, на которых могли остаться отпечатки моих пальцев, вышла из квартиры и, убедившись, что пути отхода свободны, осторожно закрыла за собой дверь и спустилась вниз. Ближайший телефон-автомат, к моему удивлению, отозвался длинным гудком. Набрав «ноль-два», я услышала голос дежурного и продиктовала адрес квартиры Ларионова.