На Муромской дороге
Шрифт:
– А для души? – Вот ведь деревня, – покачал головой Коля. – Какая может быть душа у голосуя. – Я думал, что здесь артисты собрались, – разочарованно протянул Балабанов. – Место артиста в театральном буфете, – криво усмехнулся Коля, – где кроме чая с печеньем ничего не дают. А у Сосновского в гостях элита собирается. Лучшие из лучших, понял?
– Врёт, – сказал Портсигаров. – Ты его не слушай, провинциал. Проглоты здесь собираются. Из тех, кто Родину продаст не задумываясь.
– Ну, понёс, – махнул рукой Коля. – Продать, может, и продали бы, да кто купит.
Балабанов уже решил, что
– Господа, – сказал человек облитый соусом, – мы, как граждане страны в составе СНГ, неотделимая часть прогрессивного человечества, обладающие новым мышлением и потому способные к великим деяниям во славу мировой цивилизации, все как один должны устремить свои взоры на Запад, понимаете ли, где прогрессивное человечество изготовилось к прыжку в светлое будущее, но с человеческим лицом…
– Тоже идеолог? – тихо спросил Балабанов у Портсигарова. – Городской сумасшедший. Ты его должен помнить. Раньше-то он на самом верху сидел. Зануда, в общем, но безобидный.
И Балабанов действительно вспомнил очень активного товарища, который много лет тому назад куда-то звал и даже вёл. А закончил тем, что действительно привёл, правда не всех, а только избранных к столу Бамута Абрамовича Сосновского.
– И долго он будет говорить? – Пока жратва на столах не кончится. – Тогда я отлучусь, – сказал Балабанов. – Присмотрите за Стингером.
От выпитой водки в голове у капитана здорово шумело, дармовая пища давила тугим комом на желудок. Проклиная в душе службу, Балабанов приник к фонтанчику с водой пересохшими губами, а после сполоснул пылающее жаром лицо. – А я тебе говорю, что он уже прибыл, – услышал капитан отчётливый голос из дальней кабинки.
– Мало ли их было, этих Инструкторов, – пренебрежительно отозвался другой голос. – Папа любит пошутить.
– Не от Папы он, а из иных сфер.
Заинтересованный Балабанов, дабы не быть захваченным врасплох, спрятался в одну из кабинок. Слышимость и здесь была идеальной.
– Но не Господь же его прислал, – хмыкнул второй. – Не верю я в божественных инструкторов.
– Учти, Фидоренко, – зло прошипел первый, – мне ведь с вами шутки шутить не с руки. Так и передай Сосновскому. Если Инструктор его изобретение, то он очень скоро раскается в содеянном.
После этих слов в дальней кабинке весело заурчала вода. Балабанов приник к щели, чтобы разглядеть недавних собеседников. Однако из кабинки вышел прихрамывая только один далеко уже немолодой человек. Пригладил редкие волосы на темени, подкрутил торчащие рожками брови и захромал от зеркала к выходу. Второго Балабанов подождал ещё минут десять, но таинственный Фидоренко так и не появился. На цыпочках капитан покинул своё убежище, добрался неслышно до двери, громко скрипнул ею и уже потом уверенной поступью озабоченного только проблемами собственного желудка человека направился к заинтересовавшей его кабинке.
Кабинка оказалась пустой. Ошарашенный Балабанов, не веря собственным глазам, изучал её минут пять. Ведь был же Фидоренко. Капитан слышал его голос собственными ушами. От великой, видимо, растерянности Балабанов заглянул в сливной бачок, а потом в унитаз, но никаких следов загадочной личности, кроме самых дерьмовых, не обнаружил.
Первая из пришедших в голову версия показалась Балабанову не просто фантастической, но до нелепости неприличной. Каким бы скользким налимам не был этот Фидоренко, но уйти сквозь отверстие унитаза в канализационную сеть он не мог. Следовательно, но это уже по версии второй, где-то здесь, в этой самой кабинке, должен был находиться приличных размеров вход, который ведёт в места потаённые, возможно даже к Лысой горе. Балабанов попробовал было обстучать стены, но его вспугнула потоком хлынувшая в двери интеллигенция. Похоже, гражданин облитый соусом действовал на одних кик слабительноё, а на других как рвотное.
Балабанов вернулся в зал и попробовал найти в толпе хромого господина, но, увы, так его и не обнаружил. Ошалевший от водки, закуски и речей городского сумасшедшего интеллигентный народ уже отчаливал. У стола держались пока что идеолог Тамерланыч, сухощавый господин и Гонолупенко с Портсигаровым, допивающие последнюю чудом уцелевшую бутылку.
– Я тебе так скажу, Стингуша, – говорил заплетающимся языком Портсигаров, – люблю тебя, как брата. Потому что ты чёрный, а не голубой. Должна же быть хоть какая-то мораль даже в том бардаке, где нам грешным выпало жить. Ты, как человек выросший на природе Каймановых островов, должен это понимать. – Ага, – сказал Гонолупенко. – В смысле – иес. Я только с гёрлс и вуменс, а с боями и мэнами никс фирштейн.
– Вот, – возликовал в сторону подошедшего Балабанова Портсигаров. – Два умных человека всегда друг друга поймут даже без переводчика. Потому как извращенец, он и на Каймановых островах извращенец, а мораль, она и в Америке мораль. – С Фидоренко мёня познакомь, – попросил Балабанов. – Говорят, интересная личность. – Это Фидоренко личность? – захохотал Портсигаров. – Сволочь хуже Запейкина, даром что извращенец он не сексуальный, а политический.
– Я познакомлю, – сказал вынырнувший из-за Гонолупенковской спины Коля. – Если ты уговорить Стингера, спеть по телеящику.
– Иес, – подтвердил Гонолупенко. – Теле – это гуд. – Десять тысяч зелёными и по рукам, – возликовал Коля. – Ноу, – пренебрежительно отмахнулся Гонолупенко. – Лимон. – Ты охамел, Стингуша, – возмутился даже Портсигаров. – Здесь тебе не Каймановы острова и не Америка, у нас лимоны на деревьях не растут.
– Вы ему в рублях заплатите, – посоветовал Балабанов, сообразивший, что сержант запросил лишку. – Он всё равно дальтоник и цвета не различает. А сейчас пьяный к тому же. Проставьте в контракте лимон цифрами, а я его уговорю, что всё в порядке.
– Протрезвеет, скандал устроит международный, – с сомнением покачал головой Коля.
– А кто ему даст протрезветь, – возмутился Портсигаров. – Я ведь рядом буду.
Коля исчез минут на пять, Гонолупенко с Портсигаровым успели выпить по последней, а на закуску юркий шоумен успел подложить заезжему негру свинью в виде невыгодного контракта. Лимон был честь па чести проставлен цифрами, на что и указали закручинившемуся было Стингеру Балабанов с Портсигаровым. А то, что лимон не зелёный, так это местный колорит и не более того.