На нашей улице (На улице, где ты живёшь) (Другой перевод)

Он свернул на тропинку, шедшую вдоль берега, и лицо ему жег колючий ветер с океана. Взглянув на тучи, он подумал, что нисколько не удивится, если к вечеру пойдет снег, хотя завтра и первый день весны. Зима выдалась долгая, и все только и твердили, что ждут не дождутся весны. Все, кроме него.

Он любил, когда в Спринг-Лейк приходила

осень. Многие летние обитатели наконец уезжали из городка и не появлялись даже на выходные.

У приезжавших на лето и обитавших тут постоянно было много общего, но его тайна принадлежала ему одному. Лишь он один мог, прогуливаясь по Хейс-авеню, представить себе Мадлен Шейпли такой, какой она была 7 сентября 1891 года. В ту пору ей, кареглазой девушке с темно-каштановыми волосами, одетой в накрахмаленное белое платьице, было всего девятнадцать лет.

И он один знал, почему час спустя она уже была мертва.

Сент-Хильда-авеню, улица, осененная тенью могучих дубов, которые 5 августа 1893 года, в день, когда не вернулась домой восемнадцатилетняя Летиция Грегг, были еще робкими саженцами, навевала другие видения. Бедняжка была смертельно напугана и, в отличие от Мадлен, которая боролась за свою жизнь, молила о пощаде. Последней была Эллен Свейн, существо тихое и незаметное, но проявлявшее слишком уж настырный интерес к последним часам жизни Летиции. В наказание за любопытство 31 марта 1896 года она последовала в могилу за своей подругой.

Когда ему шел четырнадцатый год, он случайно нашел дневник. Заглянул от скуки в старый каретный сарай, залез по скрипучим ступеням на пыльный чердак и стал рыться в составленных там ящиках. В первом оказалась всякая ненужная дребедень: ржавые керосиновые лампы, старая одежда, кастрюли со сковородками. В другом ящике лежали толстенные альбомы с хрусткими пожелтевшими страницами, где были собраны фотографии напряженно застывших людей с каменными лицами. Тут-то он и обнаружил тетрадь в истлевшем кожаном переплете. Первая запись была сделана 7 сентября 1891 года. Начиналась она словами: «Мадлен погибла от моей руки».

Дневник он забрал, но никому о нем не рассказал. Многие годы он читал его почти каждый день и постепенно проникся личностью автора. Так же, как и он, испытывал чувство превосходства над жертвами, так же про себя посмеивался, скорбя вместе со всем городком.

То, что было поначалу увлечением, постепенно превратилось в наваждение, в потребность самому пережить путешествие в страну смерти.

Четыре с половиной года назад он убил в первый раз.

Судьба распорядилась так, что Марта — ей только-только исполнился двадцать один год — пришла на прием, который в конце каждого лета давали ее дедушка с бабушкой. Там он и повстречал ее. На следующий день, 7 сентября, Марта отправилась на утреннюю пробежку вдоль океана и домой больше не вернулась. Прошло четыре года, но следствие по этому делу все еще велось.

Я мог бы рассказать вам все в мельчайших подробностях, думал он. И про Карлу Харпер тоже. Два с половиной года назад он проходил мимо отеля «Уоррен» как раз в тот момент, когда она спускалась по ступеням. Как и Мадлен, описанная в дневнике, она была в белом платье без рукавов, подчеркивавшем каждый изгиб юного тела. Он

пошел за ней следом.

Тремя днями позже она исчезла, и все решили, что на Карлу напали, когда она возвращалась домой в Филадельфию. И даже прокурор, твердо решивший раскрыть тайну исчезновения Марты, не подозревал, что Клара не покидала Спринг-Лейк.

Теперь у него в груди разгоралось желание, точнее, потребность завершить цикл, выбрать третью жертву.

В городке поговаривали, что Эмили Грэм, собравшаяся купить дом Шейпли, — не кто иная, как потомок первых его хозяев. Информацию о ней он нашел в Интернете. Тридцать два года, разведена, адвокат по уголовным делам. Разбогатела на акциях, которыми расплатился с ней владелец одной интернет-компании.

Он узнал и о том, что Грэм преследовал один человек — Эмили добилась оправдания мужчины, обвинявшегося в убийстве его матери. Весьма занятно.

Но еще занятнее то, что Эмили Грэм была удивительно похожа на свою двоюродную прапрабабку Мадлен Шейпли, которую он знал по фотографии. У нее были такие же огромные карие глаза с густыми, пушистыми ресницами. Такие же каштановые волосы с рыжеватым отливом. Она тоже была высокой и стройной. Возможно, ей-то и суждено стать последней.

Проехав указатель «Спринг-Лейк», Эмили с облегчением вздохнула. Путь из Олбани, штат Нью-Йорк, занял почти восемь часов. Выехала она в «умеренный снегопад», но потом попала практически в пургу.

Не так давно бабушка сказала ей: «Эмили, обязательно соглашайся на работу в Нью-Йорке. Если ты будешь жить в двухстах пятидесяти километрах от меня, мне будет гораздо спокойнее. Бывший муж-подлец и псих-преследователь — на тебя одну многовато. — И, будучи настоящей бабушкой, добавила: — Тебе вообще не следовало выходить за Гэри Уайта. Если через три года после развода у него хватило наглости подать на тебя в суд только потому, что у тебя появились деньги, это только подтверждает все то, что я о нем всегда думала».

Вспомнив бабушкины слова, Эмили улыбнулась. Наступали сумерки. У домов — по большей части отреставрированных викторианских особняков — вид был строгий и надежный. Завтра я официально стану домовладелицей, радовалась Эмили. Двадцать первое марта. Равноденствие. Света и тьмы поровну. Мир в равновесии.

Ей вдруг захотелось проехать мимо того дома, но она сдержалась. Ей до сих пор не верилось, что через каких-нибудь несколько часов он будет принадлежать ей. Впервые она увидела его три месяца назад, но он всегда присутствовал в ее детских мечтах — фантастический дом из бабушкиных сказок.

Хватит на сегодня, решила она. Уже почти половина одиннадцатого. Пора в гостиницу. Горячий душ и, как писал в своем дневнике Сэмюэль Пипис: «А теперь — на боковую».

Приехав в Спринг-Лейк в первый раз, она остановилась в гостинице «Кэндллайт-Инн» и подружилась с ее владельцем Кэрри Робертсом. Сегодня она звонила ему с дороги — предупредить, что задерживается.

Через несколько минут Эмили наконец подъехала к гостинице. Кэрри был мил и дружелюбен:

— Эмили, вид у тебя усталый. Кровать постелена. Ты говорила, что поужинаешь по дороге, но на ночном столике тебя ждет термос с какао и печенье. Утром увидимся.