На несколько демонов больше

Андерсон Кевин Джей

Кто-то до меня дотронулся — я заорала, но услышала лишь горловой стон. Проклятие проникало в самую мою суть, сплав­ляясь в одно со мной. Ему уже не было пути наружу, и оно вли­валось во все грани моей памяти и мысли, оно становилось мною. Смерть заливала меня изнутри. И сквозь все это меня жгла копоть дисбаланса, угрожая остановить сердце.

—Я беру его, — выдохнула я, и боль схлынула. — Беру, — повторила я, сжимаясь в комок. Оно стало моим, стало мною — ничего не осталось у меня, кроме этого проклятия. Пугаюшая жажда бегства наполняла меня, она

принадлежала проклятию, но мы с ним были одно, она принадлежала мне.

Зачем я сопротивляюсь?— пришла вдруг мысль сквозь пыт­ку горящей в крови демонской сажи, и с этим последним горь­ким ощущением я дала воле умереть.

Страх исчез, прозвенев последней мыслью, боль в сердце ушла в мгновение ока в удивлении, что мне было не все равно, и вихрь страдания разума испарился от внезапного осознания, что все изменилось.

Глаза открылись, все мое существо наполнилось покоем, будто я родилась заново. Ни гнева, ни сердечной боли, ни скор­би. Дыхание входило в легкие плавно и неспешно, я в паузе времени смотрела на мир, щека лежала на холодной плитке, и мне стало интересно, что случилось. Все тело ныло, будто я одержала победу в драке, но рядом со мной не было растерзан­ного трупа.

И тут я увидела рядом с собой свою тюрьму, сбитую с того места, где я ее поместила за ловушкой демонской магии. Ах, вот что.

Прищурившись, я потянулась за этой штукой. Никогда боль­ше не буду я в ней.

—Celero inanio! — прорычала я, и мне было все равно, что это демонское проклятие, и неинтересно, откуда я его знаю. Кость распалась вдребезги от моего прикосновения, перегре­тая настолько, что разлетелась на мелкие хлопья. Я отдернула руки и села — боль удивила меня, но не помешала удовлетворе­нию. Никогда больше я не буду в этой тюрьме, и я обрадова­лась нахлынувшему дисбалансу за нарушение законов физики,а он покрыл меня теплым слоем, защитным слоем. Так, теперь дальше...

Надо мною — плоская гладкость дерева, выше — перекрес­тье металла, штукатурки, ковра и пространства. Я в здании — но я не обязана в нем оставаться.

Кто-то на меня смотрел. Вообще-то народу много, но лишь один смотрел на меня, как хищник на дичь. Я оглядела безмол­вные вопрошающие лица, пока не увидела эти зеленые глаза эльфа, обрамленные черными волосами. Квен, дала я ему имя, и тут увидела за ним открытую дверь.

—Осторожно! — крикнул кто-то.

Я прыгнула туда, запуталась в платье. Кто-то навалился на меня сверху — прижать к полу. Я молча отбивалась, размахи­вая кулаками. Мужской голос кричал мне, чтобы не шевели­лась. Едва слышный треск крылышек пикси полоснул ножом по душе, и я почувствовала, как остаток меня прежней, Рэйчел Морган, уходит прочь, прячется от сердечной боли.

Болезненный стон—это мой кулак попал в чувствительное место, и с приятным чувством облегчения я рванулась к двери. Кто-то схватил меня за руки и я вскрикнула, когда их заверну­ли мне за спину.

Я стала вырываться, рыча, потом затихла и улыбнулась по­нимающей улыбкой. Я же могу драться не телом, а разумом.

— Свяжите ее кто-нибудь! — заверещал какой-то пикси сверху. — Она черпает из линии!

— Рэйчел, прекрати! — крикнула женщина, и я резко повернулась на знакомый голос.

—Айви? — пролепетала я, дыхание пересеклось, когда я увидела, ч то она сидит у стены, прижимая руку к шее, бледная от потери крови. Здравый смысл пытался достучаться до моих мозгов, но пьянящее чувство силы оттолкнуло его. Между мной и дверью стояли люди, а женщины на полу было мало, чтобы победить требования проклятия.

Я задрожала, извернулась, чтобы сесть прямо, и из моих губ полилась латинская речь — из моего прошлого, или будущего, отовсюду.

—Прости, Рэйчел, — сказал мрачный голос у меня за спиной, — но противо-лей-линейных наручников у нас нет.

Я обернулась в дикой потребности кого-нибудь ударить — и на меня обрушился кулак. Звезды взорвались перед глазами и погасли, оставив лишь черноту сладостного забытья.

Но когда дыхание покидало меня тихим вздохом, я могла поклясться, что теплые капли у меня на лице были слезами, что дрожащие руки, обнявшие меня на жестоком холоде кафеля, пахли соблазнительным ароматом вампира. И кто-то... кто-то пел о крови и маргаритках.

Глава тридцать шестая

Я двигалась! Было тепло, и я была завернута в одеяло, во­нявшее сигаретами. Что-то сковывало мое саднящее запястье, и так как во мне не было ни эрга безвременья, похоже было, что липучки всетаки нашли. Может, те, что лежали у меня в сумке. Гул большого двигателя убаюкивал, но от резкого дви­жения мне стало нехорошо.

— Она очнулась, — сказал Дженкс, и тревога в его голосе была неимоверной.

— Откуда ты знаешь? — донесся спереди голос Айви, и я приоткрыла глаза. Я лежала на заднем сиденье джипа ФВБ, завернутая в фэвэбэшное одеяло.

—Аура у нее стала ярче, — буркнул Дженкс, — Очнулась.

Я задышала быстрее. Туман уходил, но смятение только росло. Каждую мысль я продумывала дважды, будто пропуская через переводчика. Волна страха окатила меня, когда я поняла, что дело в проклятии. Оно не просто во мне, оно стало моей составной частью. Эта чертова штука оказалась живая?

— Рейчел... — сказала Айви, и я вздрогнула. Боль пронзила меня вместе с приступом необъяснимого страха. Я могла дви­гаться — и не могла, крепко спеленатая.

— Куда... куда мы едем? — выговорила я и открыла глаза, чуть не свалившись с сиденья на повороте. Айви сидела на пе­реднем сиденье, а Эдден вел машину — шея его покраснела, движения стали быстрыми.

—В церковь, — ответила Айви.

Нас разделял пластиковый барьер.

—Зачем?

Надо отсюда выбраться. Все будет куда лучше, если я смогу бежать — я просто это знала.

Глаза у Айви были черными от страха.

—Потому что испуганный вампир всегда стремится домой.

Проклятие во мне набирало силу, я стала извиваться.