На одной далёкой планете
Шрифт:
Можно было бы рассказать массу интересных и поучительных эпизодов из новой жизни Лаки Курнаки, но не будем делать этого, потому что не в них суть. Суть в том, что наступил момент, когда произошла упомянутая выше мутация…
Среди больших и малых событий живой, вечно кипящей действительности Астры явилось вдруг одно, случайно попавшее на глаза Курнаки и привлекшее его внимание своей необычностью.
Однажды утром, читая газету, Лаки наткнулся на маленькую заметку под названием «Глупый Зюка». Он скорее всего не стал бы ее и читать, но увидел в тексте свое имя и задержал внимание. В заметке сообщалось,
Заметка чрезвычайно не понравилась Лаки. Не хватало еще, чтобы с его именем связывали такое ужаснее явление, как смерть. Встревоженный, он позвонил старому другу Бубе Трубе, который, благодаря Лаки, тоже сделал карьеру и руководил теперь Институтом Общественного Мнения.
— Это какой-то дурак или сумасшедший, — сказал Буба, узнав о заметке. — Считаю, что нужно разобраться. Если хочешь, поехали вместе к редактору.
В редакции их ждала неожиданность. На вопрос, кто написал заметку, редактор набрал код в электронной картотеке, и на экране вспыхнуло слово «Справедливый».
— Это наш анонимный корреспондент. Он всегда присылает заметки под таким псевдонимом, — пояснил редактор.
Буба и Лаки переглянулись. Чем-то знакомым повеяло от этой нарочито претенциозной клички.
— Какое его настоящее имя? — спросил Буба.
— Это неизвестно, господа, — ответил редактор. — Он считает необходимым скрывать его. Все материалы от него мы получаем почтой.
— Все ясно… — многозначительно произнес Буба.
— Думаешь, Рабик? — сказал Лаки.
— А то кто же! Этого мерзавца я узнаю по повадке, как бы он ни подписывался.
Он выдернул из кармана ручку-телефон, набрал номер адресного бюро и попросил назвать адрес гражданина Астры Зюки Пискуна, проживающего в городе Боне. Через минуту они услышали тихий, отчетливый голос автомата-ответчика:
— Зюка… Пискун… умер… два… года… назад… в возрасте… двухсот восьмидесяти… лет.
— Странно, — заметил редактор, явно обескураженный ответом. — Мы уже много раз получали от Справедливого информацию о различных происшествиях, и не было случая, чтобы она оказывалась ложной.
— Ничего странного, — сказал на это Буба. — Классический прием подобных мерзавцев. Девять раз сказать правду, чтобы усыпить бдительность, а на десятый соврать. Эта дрянь что-то затевает.
Для усмирения противника Буба тут же предпринял решительный демарш. Он набрал номер телефона Рабика и, когда аппарат откликнулся осторожным «вас слушают», рявкнул в микрофон:
— Господин Справедливый? Лучший друг покойного Зюки Пискуна?
— Кто это говорит? — испуганно вякнул Рабик.
— Главный Сторожила Свистуна, — громыхнул Буба. — Доводится до вашего сведения, господин Справедливый, что за гнусную дезинформацию вы будете удавлены публично без предварительного приема курнакина!
В аппарате часто запикало.
— Больше не будет писать пакостей, — сказал Буба, смеясь. — Пусть теперь только попробует!
А смеяться-то было рано! Друзья и предполагать не могли, какой разрушительной силы заряд таился в крохотной заметке. Через несколько дней в другой газете появилось сообщение еще об одном удавленнике, Буне Пупке, который якобы тоже решил с помощью курнакина получить пикантное удовольствие и тоже был возвращен к жизни роботами-реаниматорами. Снова оба поехали в редакцию и, возмущенные, набросились на редактора, грозя ему неслыханным скандалом за распространение ложных сведений. Не тут-то было! Редактор, аккуратный, уравновешенный господин, огорошил их, сказав, что редакция тщательнейшим образом проверяет все материалы, готовящиеся к публикации. Материал о Буне, разумеется, тоже проверен, и если уважаемый изобретатель Курнаки желает в этом убедиться, то может съездить по такому-то адресу и лично поговорить с удавленником.
…Разговор с Буней Пупком вызвал у Лаки ощущение надвигающейся беды. Розовощекий, голубоглазый юнец лет пятидесяти лежал у себя дома на кровати в окружении кучки приятелей и приятельниц и делился с ними впечатлениями от проведенного опыта. Увидев знаменитого изобретателя, компания радостно загомонила.
К Лаки полезли за автографом, но он оттолкнул руку с электронными автографокопилками и спросил экспериментатора:
— Зачем ты это сделал?
Буня заулыбался во весь рот, решив, что высокий гость доволен его поступком.
— Это… чтобы приятно было… Эх, как приятно! Так приятно!
Он даже глаза зажмурил от удовольствия, вспоминая, как приятно ему было удавиться.
— Ты дурак! — сказал ему Лаки сердито. — Разве ты не знаешь, что курнакин изобретен совсем для других целей? Вот если бы тебе нужно было удалить зуб или сменить желудок..
Буня растерянно захлопал глазами, забормотал, оправдываясь:
— Это… я не знал… в газете писали про Зюку Пискуна… Дай, думаю, тоже попробую.
— Настоящий дурак! — подтвердил Буба. — Ты что, газетчиков не знаешь? Не было никакого Пискуна, это все вранье. Ты первый человек, который по-настоящему удавился.
Услышав эти слова, компания Буни сразу стихла. Потом кто-то радостно вякнул:
— Первый! Слышишь, Буня, ты первый на всей Астре!
Буба досадливо крякнул, сообразив, что допустил оплошность, а компания возбужденно загудела, с восхищением глядя на приятеля.
— А если бы роботы не приехали? — хотел было напугать Лаки молодых болванов.
— Ну да! — ответили ему. — Так не бывает, чтобы не приехали.
— Как же это — роботы и не приедут! Уж этого никак не может быть.
— Обязаны приезжать, — подытожил общее мнение Буня Пупок.
Лаки страшно рассердился на него, обозвал идиотом и стал объяснять компании, как это глупо и опасно извлекать удовольствие из удушения, когда есть тысячи других замечательных и совершенно безопасных удовольствий.
Увы, его страстная проповедь не имела ни малейшего успеха. Выяснилось, что Буня — чемпион по удовольствиям среди молодежи, много чего перепробовал и авторитетно заявляет, что ни одно удовольствие не идет в счет по сравнению с удовольствием от удушения «под курнакином».
Тогда-то у Лаки и появилось ощущение надвигающейся беды.