На осколках памяти
Шрифт:
Когда она это рассказывала, не плакала. Лишь голос дрожал. Это сколько же силы надо иметь внутри, чтоб такое пережить?!
Она мне стала настоящим другом. Теперь я её не только уважала, а даже и по любила. Но не говорила об этом. Я не умею говорить о любви, мне это чуждо.
Сегодня пятый день отсутствия Егора. От этого настроения у меня нет. Все приятные моменты, которые были до этого, кажутся в прошлом. Теперь у меня ежедневный сценарий моей старой жизни. Я снова начала копаться в себе. Снова начала мучить совесть
Вспоминаю все годы, прожитые в одиночестве. Боль. Пустоту.
Ушла в себя.
Не быть мне красоткой в шикарном платье. Я девушка, которая любит бокс, больше, чем что либо, или кого либо.
Оделась для тренировки и спустилась на кухню за водой. Встретила Степановну, которая занималась завтраком.
— София, ты завтракала?
— Нет, Степановна, я не голодная.
— Слушай, мне это не нравится. Ты вчера пропустила ужин, сегодня завтрак. Ты слишком исхудала. Кости да кожа. Так не пойдёт.
— Я пытаюсь вернуться в форму. После моего дня рождения я уеду с этого дома, вернусь к своей прежней жизни.
Тренировки, тренировки, и ещё раз тренировки. Вот вся моя жизнь.
— А с чего ты взяла, что Егор тебя отпустит?
— В смысле? Он мой опекун, и всё закончится, когда мне исполнится восемнадцать.
Либо я сегодня плохо соображаю, либо чего-то не знаю.
— Может быть и так.
— Степановна, вы сегодня загадками говорите. Я ничего не понимаю.
— Иди поешь, чтоб я не нервничала.
— Не хочу. Я в зале, если вдруг понадоблюсь.
Обожаю эту грушу. Она почему-то меня притягивает больше, чем груша в зале, где я много лет занималась.
Может потому, что каждый раз, когда я наношу удар, я представляю Егора рядом. Как будто он бьёт её. Его полуобнажённое тело покрывается капельками пота. Почему-то всегда от этих мыслей внизу живота начинает тянуть, я стаю рассеянной и невнимательной. На ринге я была бы уже в нокауте. Но груша не даёт сдачи, а лишь принимает мои удары.
— Доброе утро, София.
Его голос как гром среди ясного неба. За секунду мурашки покрыли мою кожу, а рука так и приклеилась к груше. Но вместо долгожданных положительных эмоций, меня накрыло злостью. Я так долго его ждала, хотела увидеть, поговорить. А теперь злюсь, что он появился так неожиданно. Я потная, грязная, волосы собраны в пучек.
И с каких пор я стала переживать за то, какой меня видит Егор?
Хотелось обдумать этот вопрос, но сейчас не было времени.
Не обращая на него никакого внимания, продолжила тренировку.
— Так и будешь молча бить грушу?
— А что ты ждёшь, что кинусь к тебе в объятья?
Дыхание моё не ровное, запыхалась. А когда он так близко, то и вовсе задыхаюсь от непонятного волнения.
— Ну, можно было бы и так.
Я резко повернулась к нему лицом. Его ответ был настолько дерзким. Он, что правда это имеет ввиду,
Черт. Зачем он пришел одет так ко мне?
— Ну так, что прыгать на ручки будешь или может хотя бы обнимешь?
Да, он издевается. Вижу в его глазах огни. Специально злит меня. Наверное.
— Ага, размечтался.
Я отвернулась от него. Не могу смотреть на эту груду мышц, которых так и хочется потрогать.
Хотя нет, ничего тебе София, трогать не хочется. Поняла?! Бью грушу и внушаю себе всё это, в надежде, что Егор уже покинул зал.
Неожиданно его холодные руки дотронулись до моей в спины, там, где не было топа. Я остановилась, замерла на месте. Его обычные касания странно влияют на меня. Дрожь, мурашки, страх — всё как будто одним глотком выпито. Егор медленно повернул меня к себе. Я не смело подняла свои глаза. Темнота. Всё та же темнота, которой мне так не хватало все эти дни. Почему-то меня злило это. Эта штука, которая поселилась где-то в глубине души. Не хватало этого аромата, который сейчас не смело проникает в лёгкие. Обволакивает их, и успокаивает.
— Малыш, ты злишся?
Ооо, с чего это мне злиться? Подумаешь, пропал на пять дней. Ну, и что тут такого. До этого он на целых десять лет пропал с моей жизни. И ничего. Не злилась же. А теперь почему-то распирает от злости.
— Нет.
Хочется стукнуть его, да так, чтоб стёрлась с лица эта довольная ухмылка. Или же хочется поцеловать эти губы, которые так сладко сейчас улыбаются.
— Врешь.
Его губы зашивелись и произнесли всего одно слово, а меня в жар бросило. По телу поплыли сладкие волны, и мурашки забегали по каждой частице тела.
Не могу сейчас здраво мыслить рядом с ним. Не могу подобрать слова. Хочется дотронуться до губ. На автомате снимаю перчатку, и бросаю на пол. Указательным пальцем провожу по его нижней губе, а потом словно меня током ударило, и я поняла, что то о чём я только, что думала, я и правда делаю. Щеки в момент покраснели. Оторвала руку, и начала убегать от него.
— Значит скучала...
Его слова заставляют остановиться.
Ещё чего? Скучать по ниму.
И хотя я правда безумно по ниму скучала, он об этом никогда не узнает. Снимаю вторую боксёрскую перчатку и швыряю что силы в него.
— Не льстите себе, Егор Александрович, вы не в моём вкусе.
И зачем я это сказала? Боже, почему с ним, я вечно несу какую-то чушь. Его глаза потемнели ещё сильнее, а улыбка сошла с лица. Кажется, я его разозлила.
— Это ты зря сделала, малышка.
Инстинкт самосохранения, наверное, самое сильное чувство в человеке. Ведь я ещё не поняла, что он сказал, но почувствовала, что надо бежать. Автоматом ноги начали шевелиться. Я бежала так, словно за мной дикий зверь мчится. Хотя именной такой и гнался. Дикий, голодный Лис.