На острие луча
Шрифт:
Глядя на атом, я забывал об окружающем меня мире. Взорвись в комнате бомба, я бы и бровью не повел. Не удивительно, что, когда физиономия стала отворачиваться от меня, я не выдержал:
— Погоди, погоди! Эй, приятель, как тебя там!
Я сделал попытку протереть несуществующее стекло, но «приятель» исчез и вместо него появилась какая-то смятая рваная шина. Тут я оторвался от окуляра и, вернувшись к действительности, обругал себя. Опять увлекся!
Вот какая занятная штука — электрон. Часами можно наблюдать и не иметь никакого представления об его истинной форме. А ведь он имеет вес. Я считаю себя человеком среднего роста и средней упитанности и без труда высчитал, что
А ядро, в котором практически сосредоточена вся масса атома, непрерывно пульсирует. Там властвуют могучие ядерные силы, крепко цементирующие между собой частицы — протоны и нейтроны. Они по сравнению с электронами очень массивны, все равно что орел по сравнению с колибри, но и об их форме ничего определенного сказать нельзя. Отличие, конечно, есть. Протон расплывчат и внутри него, в сердцевине, периодически возникают неясные блики молний. Нейтрон же, лишенный заряда, имеет постоянную не меняющуюся форму, но и о ней воздержусь что-нибудь сказать, дабы не навлечь на себя нареканий. Будь на моем месте Мюнхгаузен, он бы тут такого наговорил! Но я человек правдивый и чего не разглядел, о том и врать не буду. А кому интересно узнать поточнее, пусть сам себе сделает ядроскоп и любуется, сколько душе угодно. В общем очень забавные частицы. Понятно, рассматривал я атом в полной темноте и у меня мелькнула мысль, а нельзя ли увидеть частичку света — фотон? С этой целью я включил в камере крохотную лампочку, и свет мгновенно заполнил пустоту. Но для меня он распространялся чересчур медленно. Прошло около минуты, прежде чем я увидел первую партию фотонов. Я напряг зрение, но ничего примечательного в них сначала не нашел. Просто, слегка пульсирующая прозрачная масса, в которой невозможно различить границу между соседними фотонами. Однако приглядевшись, я заметил едва уловимые пляшущие вихорьки. Они отдаленно напоминали пружинящие спиральки. Это и были фотоны, неделимые наименьшие порции света или просто световые кванты. Я мог часами рассматривать свет, он притягивал меня к себе.
Квинт уже штурмовал ядерную физику. Пора было приступать к работе по спасению профессора Бейгера. Но Квинту я ничего не говорил. Рано пока. Пусть обживется и войдет в непривычные для него рамки жизни.
В завершение учебы я подвел Квинта к ядроскопу.
— В этой штуке ты увидишь атомы.
— Таких маленьких и увижу?
— Непременно. Какой атом хочешь?
— Хочу увидеть один из атомов молекул моего ногтя.
— Давай.
Квинт отрезал серпик ногтя. Я поместил его в камеру, включил питание и, настроив фокус, пригласил Квинта. Он пригладил волосы, принял серьезный, деловитый вид и только наклонился к окуляру, как гудение прекратилось. Ядроскоп вышел из строя.
— Тьма, — сказал Квинт, — не вижу атома.
— Ядроскоп отказал, — огорчился я. — Где-то неисправность. Неси ключи.
Когда агрегат наполовину разобрали, я опять нашел клопа. Да-да! Клопа, опять замкнувшего цепь. Коротко ругнувшись, я всей силой легких сдул пепел с контактов.
— Что ты сказал, не понял? — спросил Квинт.
— А… так, ничего. Собираем машину.
Откуда клопы берутся? Я хорошо знаю, что их у меня нет. Водились поначалу, но я с ними живо расправился. В аптеку за пиретрумом, за хлорофосными карандашами и аэрозольными баллончиками не бегал. От них, говорят, мало толку. Я сам приготовил яд. Предлагал его по доброте своей и соседям, а тетя Шаша на меня же и накричала: «Что вы мне эту заразу суете и какое вам дело до нашей живности?»
Значит, клопы переползали от соседей и почему-то именно в ядроскоп. Чем-то он их притягивал.
Сборка закончилась, я включил питание, и Квинт приник к окуляру.
Он смотрел сосредоточенно, плотно сжав губы. Иногда вздрагивал и подергивался.
— Ну как? — я похлопал его по плечу.
— Неужели все это в кусочке моего ногтя? Это вот… не поймешь что, то как саркофаги, то финики, а то… не знаю. И крутятся. Это и есть электроны?
— Они самые.
— Но почему такие разные?
— Электроны все одинаковые, но природа хитра. Нельзя увидеть электрон конкретно, какой он есть: он волна-частица. Эта волна и сбивает нас. А мозг услужливо подставляет нам давно привычные образы. Электрон скрывает свой истинный лик. Поэтому тебе и мерещатся саркофаги да финики.
— Вот не думал, что он такой забавный. И все это в ногте.
Я поставил реле времени ядроскопа на отключение через три минуты и спустился в подвал, чтобы разбить ящик, в котором принесли мумию. Квинту неприятно было бы увидеть его. Ящик разбил быстро и заодно решил навести порядок в подвале. Я давно это собирался сделать. Времени потратил довольно много, но торопиться мне было некуда. Меня увлекает любая работа и даже уборкой я занимаюсь с удовольствием.
Часа через два поднимаюсь наверх и останавливаюсь в недоумении: дверь настежь. Квинта нет. Я к соседям — они ничего не знают. Неужели он отправился разыскивать меня? Ему еще рано общаться с людьми и опасно гулять одному по городу. Нужно срочно найти его! И я бегом пустился в единственное место, где он мог против воли оказаться, — в психиатрическую больницу. Так и есть.
За дверью приемной я услышал приглушенный голос Квинта:
— Постою, не устал.
Я набрался смелости и потянул дверь на себя. Звуки стали отчетливее и разборчивей.
— Хорошо. Стойте, — ответил Квинту простуженный мужской голос.
— И постою, — заверил Квинт.
— Значит вы — мумия?
— Был. Сейчас уже нет.
— И давно вы э… воскресли?
— Только не воскрес. Я не Христос. С вами трудно разговаривать. Я был оживлен.
— Давно?
— В четверг третьего месяца.
— А до этого были мумией? Подумайте.
— Да, мумией. И думать не надо.
— Уж не египетской ли?
— Да, да. Вы совершенно правы. Египетской.
— А не фараоном ли вы случайно были?
— Вы угадали. Фараон. А что, похож?
— Настоящим?
— А как же. Сначала наместником, а потом и им. Но я был слишком жесток и меня убили. Между прочим, даже не знаю кто.
— Ваш адрес?
Адреса Квинт не знал. Я ему не говорил.
— Я спрашиваю адрес?
— Понимаю. Адрес. Но я его не знаю.
— Фамилия, имя.
— Квинтопертпраптех.
— Имя, отчество?
— Я же сказал. Квинтопертпраптех. Все вместе.
— Говорите по слогам. Так, так. Год рождения?
— Точно не знаю. У нас упорядоченного календаря не существовало, но запишите примерно четырехтысячный год до новой эры.
— Родные, близкие есть?
— Были когда-то. А где их мумии не знаю.
— С кем в настоящее время проживаете?
— С Филом. Очень хороший человек. Он меня оживил, и если бы не он, быть мне во веки веков мумией. Страшно подумать.
— Кто такой Фил?
— Как кто? Фил. Не знать Фила, величайшего ал… алкоголика нашего, то есть вашего, а в общем, сейчас уже нашего времени.
— Специальность?
— Фил всему научит. Мастер я.
— Чем занимаетесь?
— Сшиваю ядра.
— Как понять? Какие ядра?
— Атомные, конечно, и, конечно, не иголкой.
— Так. Все ясно. Проводите его. Палата 8.
— Куда? Зачем? Мне Фила искать надо.
— Не беспокойтесь. Это ненадолго.
За дверью раздались шаги и я услышал властный голос: