На острие углы
Шрифт:
Света было достаточно, чтобы в промежутках между нападениями и отражениями ударов я мог высмотреть, что же здесь происходит и кто участвует в схватке. Вон брат Вампа с саблей в руке. А вон брат Арден. Долговязый, тощий, он удивительно сноровисто работал железным посохом, так что ветер поднимался вокруг, и никто не решался подойти к нему. А вон и сам аббат Карвен, всего лишь в нескольких шагах от меня, безоружный, забившийся в угол, но, несмотря ни на что, не утративший величия - достоинства и спокойствия. Его окружали монахи, не подпускавшие никого к Мудрому.
Я пробился в угол, где схватка была не такой ожесточенной,
Найти их обоих было нетрудно. Вокруг них образовалось свободное пространство. Бились они друг с другом, и это, скажу вам", была отменная схватка. Турок довольно легко действовал сразу двумя ятаганами и при этом осыпал отборными ругательствами, иногда умудряясь своим писклявым голосом перекрывать шум драки. Брат Долкмен махал огромным двуручным мечом молча. Маска иронии и радушия слетела с него, и за нею открылся истинный хищник. Казалось, все чувства оставили этого человека, ни боль, ни страх не были знакомы ему никогда, а знал он лишь слепую, отчаянную жажду убийства. Оба были смелы и рубились, нисколько не заботясь о себе, движимые лишь стремлением поразить противника.
Лагут постепенно стал одерживать верх. Все-таки два ятагана, которыми он владел с одинаковым искусством, давали преимущество. У Долкмена уже появилась кровь на руке. Вот итальянец взмахнул мечом, не удержался на ногах и упал Он успел вскочить, но тут же получил удар по голове плашмя и снова оказался на полу. Турок размахнулся, шагнул к врагу, которого намеревался добить, но поскользнулся на крови и тяжело, как мешок с мукой, полетел на пол, при этом один ятаган вылетел у него из руки. Долкмен был уже на ногах. Точным, мощным ударом ноги он выбил второй ятаган у противника.
– Прощайся с жизнью, грязный евнух!
– захохотал Долкмен каким-то нездоровым, неприятным смехом и занес меч.
– Стой! Я...
Что хотел сказать Лагут, мне никогда не узнать, поскольку это были его последние слова. Меч вспорол огромный живот турка. Долкмен на миг расслабился, а потом, довершая работу, еще несколько раз ткнул в бездыханное и уже мертвое тело...
На мгновение повисла тишина. Я думал, что смерть повелителя образумит янычар, но она только добавила им злости. Дрались слуги сатаны так ожесточенно, так остервенело, как мало кто способен. Ведь они были порождением и частичкой Тьмы, а что есть убийство и ненависть, как не ее орудия?
Казалось, ничто не в силах остановить резню и она будет продолжаться, пока последний из сражающихся не упадет, пронзенный насквозь собственным мечом, поскольку жажду убийства не утолить, а она разгоралась с каждой секундой.
Внезапно я понял, что становится светлее. Оттолкнув чье-то привалившееся ко мне тело, я бросил взгляд на Цинкург и увидел, что камень все сильнее разгорается тревожным фиолетовым светом. Я ощутил, как на плечи мои легла неподъемная тяжесть, руки немеют, все тело одолевает истома и слабость. И вот уже мои пальцы разжались, и ятаган, испачканный кровью по меньшей мере пяти человек, упал на пол. Мысли текли медленнее, голова туманилась. Я остался безоружен и беспомощен в этой ожесточенной сваре.
В мыслях я уже распрощался с жизнью, но потом вдруг подумал: "А почему я так явственно услышал звон падающего оружия?" И тогда понял, что вместе со светом и холодом в Зал Камня пришла гробовая тишина.
Люди стояли как вкопанные, затем снова послышался звон - это падало на пол оружие. Сражение кончилось. Кто-то властной рукой остановил всеобщее смертоубийство.
* * *
Пламя костра взметнулось вверх, и в жадном потрескивании поленьев, в пляске пламени, пожиравшего тело Мудрого, ощущалась жизнь. И нечеловеческий разум одной из четырех стихий- стихии огня. Именно в этой стихии должен завершить Мудрый свой путь на земле. Сквозь пламя, сопровождаемый древними заклинаниями, он уйдет на новый круг, восстанет, как птица Феникс из пепла, и вновь придет на нашу грешную планету в новом обличье, чтобы и дальше множить дела Тьмы
Во дворе собрались все, кто остался в живых и мог держаться на ногах после ожесточенной резни янычары Лагута, телохранители Долкмена, монахи. Они стояли на коленях, склонив головы, вперив взгляд в землю, ибо по малости своей и незначительности им не надлежит смотреть на костер, но они должны присутствовать при обряде, чтобы придать часть своих сил уходящей душе Мудрого. Вокруг костра же, напряженно всматриваясь в пламя, стояли Карвен, Долкмен и я.
На небе догорал закат, красный и яркий, как никогда, будто он являлся частью костра, уносящего умершего вдаль. А может, так оно и было.
Мудрые нараспев произносили слова языка, пришедшего из глубины веков Никто не знал, что они означают, кто были говорившие на этом языке и принадлежали ли они этому миру? Передававшиеся из поколения в поколение, заученные Мудрыми и великими чернокнижниками звуки обладали неведомой и неподвластной разуму властью над вещами и энергиями.
– Збравго кзарвст умо ткнчар дзка, - декламировал аббат. Когда голос достигал высшей точки, огонь, подстегнутый тайным словом, вспыхивал ярче духи огня понимают этот скрежещущий несмазанными шестернями бытия язык, подчиняются его неровному и неправильному, глубоко противному всему живому ритму.
Мудрый уходил в пламени, торжественно и красиво. Других же несчастных просто закопали в земле, не забыв, правда, положить каждому на грудь свиток с магическими знаками. Какая судьба их ждет в мире ином - не интересовало никого. В обычных, не отмеченных особой печатью детях Тьмы, готовых рвать глотки ближнему, растаптывать заповеди и предаваться злу с той же страстью как отдается юная девица красивому кавалеру, недостатка никогда не было. Может, этим братьям повезет, и они из адового пекла вернутся на землю, чтобы вписать еще несколько строк в бесконечную книгу преступлений и мерзостей человеческих.
В схватке погибло тридцать человек. Раненых было немного. Тех, кого можно без труда вылечить, отхаживали отварами и снадобьями, оказывающими порой удивительное действие. Тех же, кого сильно покалечили или безнадежно ранили, добили с привычной жестокостью и равнодушием.
Голос аббата становился все тише и тише, и по мере этого огонь спадал. В от уже он только тлел. Тело обратилось в прах.
Темнело, но не потому, что солнце заходило На небо наползала огромная черная туча Несколько минут назад дождь, который вскоре хлынет из нее, смог бы сорвать таинство, но теперь все было почти закончено Ничто не осталось после Лагута, не считая, конечно, горсти пепла, несметных сокровищ и длиннейшего списка кровавых дел