На острове нелетная погода
Шрифт:
А Дятлов, воспользовавшись тем, что я фюзеляжем и крыльями своего самолета временно закрыл его от наблюдения, дает крен влево и боевым разворотом стремится зайти мне в хвост. Вовремя разгадываю его замысел. Сваливаю истребитель на крыло и камнем несусь к нему. Он, чтобы не потерять скорость, вынужден из боевого разворота перейти в глубокий вираж. Мы носимся по окружности, как два метеора. У меня по-прежнему скорость больше, больше и радиус виража, но никак не могу добиться успеха. Иду на хитрость: выпускаю тормозные щитки. Но Дятлов — стреляный воробей. Он тоже разгадал мой замысел: едва скорость наших самолетов
Дятлов набирает скорость. Что он задумал? Я начеку и готов упредить его маневр. Одновременно стараюсь не упустить момент и поймать его самолет в прицельное кольцо.
Витки спирали все увеличиваются в диаметре: Дятлов «отпускает пружину». Вдруг он выравнивает машину и взмывает вверх. И снова глубокий вираж, потом — набор высоты. Нет, и на этот раз я не даю ему возможности оторваться. Мой истребитель будто на привязи. Выше и выше…
Истребитель начинает плохо слушаться рулей, на большой высоте воздух очень разрежен. А Дятлов все набирает высоту. Я до отказа послал вперед рычаг управления оборотами двигателя. Истребитель дрожит от напряжения. Скоро силы его истощатся, и он пойдет только по горизонту. Что задумал Дятлов? Надо сорвать его замысел, навязать ему свою волю. Чуть увеличить крен и уменьшить радиус спирали, а потом можно выравнивать машину. Истребитель Дятлова сам попадет в прицел. Пусть на секунду, этого вполне хватит, чтобы нажать на кнопку фотопулемета.
Увеличиваю перегрузку. Но что это?! Истребитель вдруг заскользил вниз, не слушаясь рулей. Чтобы не сорваться в штопор, я отдаю ручку от себя и вывожу машину из крена. Наконец она снова, хотя и вяло, слушается меня. Ищу взглядом истребитель Дятлова. Его нигде нет. Неужели он успел зайти мне в хвост?
Бросаю истребитель вниз, вправо. Но поздно: Дятлов великолепным боевым разворотом выходит из атаки. Нескольких секунд ему хватило, чтобы решить исход боя.
От обиды я закусил губу. Устремляюсь вслед за Дятловым. У него теперь преимущество и в высоте и в скорости.
А что, если включить форсаж? Правда, по заданию не требуется. Но ведь это же бой, а в бою все методы хороши.
В училище нам часто напоминали о том, что нам, молодым летчикам, предстоит многое сделать в обновлении тактики современного воздушного боя. Когда мне после окончания училища предложили остаться летчиком-инструктором, я наотрез отказался. О какой новой тактике может идти речь в училище, где человека впервые знакомят с самолетом, с небом? Курсанта надо научить управлять машиной, а настоящим военным летчиком он станет лишь в боевом полку, где инициатива, дерзость, творчество являются главными слагаемыми летного мастерства…
Включаю форсаж. Самолет вздрагивает, словно позади разорвался снаряд, и торопливо набирает скорость. Внимательно обшариваю небосвод взглядом. Вот и серебристая «птичка» — самолет Дятлова. Включенный на мгновение форсаж помог мне быстро настигнуть его. Ловлю «птичку» в кольцо прицела и нажимаю на гашетку.
На душе стало легче…
Из истребителя выхожу мокрый, по лицу, шее и спине скатываются капельки пота. Но и Дятлову не лучше: он идет ко мне, вытираясь платком.
— Лучше поздно, чем никогда, — бросает он с усмешкой.
ИННА
В субботу на построении
— Поедем? — спросил я Геннадия.
— Надо с жинкой посоветоваться, — ответил Геннадий, почесав затылок, словно перед ним была трудноразрешимая задача. — Та вот еще, — хлопнул он рукой по учебнику, с которым не расставался ни дома, ни на службе, — к занятиям надо готовиться…
— Ну как хочешь, а мы с Юркой поедем, — сказал я и пошел разыскивать Лаптева. Геннадий поплелся следом.
Юрку мы отыскали в классе тактики.
— Едем? — спросил я.
— Что за вопрос, — ответил он. — Только вот беда — смуглянке я обещал сегодня прийти.
— Пригласи ее, — посоветовал я.
— Оно, конечно, можно, — чмокнул Юрка толстыми губами. — Но там и без нее девочки будут… Ничего, не обидится, — наконец решил он. — Ты Инну пригласишь?
— Разумеется.
С Инной я познакомился в Нижнереченске, когда ехал к месту своего назначения. Мы вместе летели из Москвы. Но обратил на нее внимание я еще в Домодедовском аэропорту, во время регистрации билетов. Девушку провожал мужчина лет тридцати пяти в модном пальто и черной каракулевой папахе. Он ни на минуту не покидал ее и был чрезмерно внимателен и услужлив. Мне она сразу понравилась: лицо симпатичное, серьезное, большие серые глаза, умные, с небольшой грустинкой.
В самолете мы оказались в разных салонах. Я несколько раз поднимался со своего места, проходил мимо нее в надежде завязать разговор, но девушка либо спала, либо о чем-то думала, закрыв глаза. На коленях у нее лежал журнал «Советская медицина», и я заключил, что она молодой врач, недавно закончила медицинский институт и летит на Дальний Восток по назначению.
Остановившись около пилотской кабины, я закурил и стал наблюдать за незнакомкой. У нее были густые темно-русые волосы, прямой тонкий нос, лицо чуть бледноватое с едва заметной ямочкой около губ. Одета она была не броско, но со вкусом: белоснежная кашмилоновая кофта, черная юбочка и белые с высокими голенищами сапожки; шубка и шапочка у нее тоже были белые, она оставила их в гардеробе.
В Хабаровском аэропорту, пока я получал свой чемодан, симпатичная незнакомка куда-то исчезла Я не надеялся больше встретиться с ней. Но в Нижнереченске, на остановке такси, обернувшись на голос «Вы последний?», я снова увидел ее.
— Да, — ответил я, обрадовавшись. — Вы можете поехать со мной, быстро сообразил я пригласить ее. — Ведь вам до гостиницы?
Она удивленно и несколько холодно посмотрела на меня. О том, что ей надо именно в гостиницу, не трудно было догадаться: будь у нее в городе знакомые или родственники, они непременно встретили бы ее.
Девушка не ответила. Но когда подошло такси, она взялась за чемоданы. Я помог ей уложить их в багажник.
Дорогой после некоторого молчания она спросила:
— Почему вы решили, что я еду в гостиницу?
— У меня бабушка была цыганкой, — обернувшись, с улыбкой ответил я.
— Ну и что же? — В ее глазах не было больше холодности. Она посмотрела на меня с некоторым интересом.
— Да ничего. Наследственность. Или медицина отрицает способность человека угадывать судьбу людей?