На перекрестках фэнтези
Шрифт:
— Шаману надо верить, — едва слышно проговорил Леггард и рассмеялся, падая на стеклянный пол. Цорк! — Он знает…
Медленно плывущие внизу облака, яркое солнце над головой и ветер, лишь ветер, дующий в лицо.
— Я один из вас, — с трудом разлепив стекленеющие губы, прошептал Леггард. Его руки, ноги, тело врастали в край блестящего хода.
Покой. Только покой. Один из вас.
— Папка! Смотри какой здоровский узор! — мальчуган, крутивший трубу калейдоскопа, радостно засмеялся, протягивая картонный цилиндр отцу.
— И в самом деле, — согласился взрослый, заглянув в отверстие
Мужчина вернул калейдоскоп, и мальчуган тут же приник к волшебной трубке, рассматривая картину. А потому не видел, как грустно усмехнулся отец.
В отличие от сына, верившего в чудеса, мужчина знал, что любой, даже самый фантастический узор — лишь причудливое отражение кусочков цветных стекол в трех хитро поставленных зеркалах.
Виталий Романов
УМЕРЕТЬ СТОЯ
Пронзительный, полный муки крик пронесся под сводами башни, ударился в потолок, забился в дальнем углу темницы.
Гуиано вздрогнул, возвращаясь к действительности из облака воспоминаний. Действительность не сулила ничего хорошего — вот захлебнулся второй крик, следом могучей волной прокатился рев торжества. Толпа возбужденно пела.
Где-то там, внизу, на площади, умирал сэр Родригес, последний из людей, оставшихся в живых. Последний, кроме Гуиано…
Еще недавно их было пятеро — пленников, коротавших ночь в башне. Башне, сложенной нечеловеческими руками из толстых, необработанных плит, — с единственной камерой наверху, вход в которую запирался огромной глыбой. Тяжеленным камнем, который они не смогли отодвинуть все вместе, — несмотря на то что с ними был Аерон, первый силач войска сэра Родригеса. Они всю ночь пытались расшатать глыбу, столкнуть с места, ломали ногти, готовы были грызть ее зубами. Но рассвет застал их там же, где они провожали закат.
Следом за солнцем в темницу явились молчаливые стражи, которые увели Фарая. Узник шел молча, подобравшись, не зная, что его ожидает.
«Храни тебя Бог!» — прошептал вслед Родригес.
Бог не хранил. Вскоре снаружи раздался вой. Пленники бросились к узким окнам-щелям, прильнули к ним, стремясь разглядеть, что происходит внизу.
Лучше бы не смотреть… Нечто окровавленное, еще недавно бывшее Фараем, ползло по песку, цепляясь за камни, стремясь избежать палящих огненных струй, что изрыгали молодые драконы. Игрушка… Всего лишь игрушка. Почувствовать первую кровь — что может быть важнее для необстрелянного воина? Существо, чем-то напоминавшее Фарая, ползло, оставляя рубиновый след. Ноги человека валялись в стороне, в черной пыли — игрушка не должна была убежать…
Громкое «Гу!» возвестило о том, что пришло время новой жертвы. Глыба отодвинулась в сторону, одно из чудищ гортанно крикнуло: «Турам!», и стражники тут же выхватили из кучки людей обреченного.
— Нет! — Турам извивался в когтистых лапах, визжал, как дикий зверь, бмлся, пока не получил могучий удар крылом. Обмяк, расплылся в железных объятиях стражников, его выволокли на лестницу и потащили вниз. Глыба заняла прежнее место.
За стенами было тихо…
— Почему молчит? — первым не выдержал Родригес. Шепча слова молитвы, он приблизился к окну. Гуиано рискнул подойти к узкой щели следом за королем.
Турам стоял перед главным драконом, низко склонив голову.
— Гу! — приказал повелитель и добавил что-то такое, что отсюда, с башни, было не разобрать…
Турам понял. Он быстро опустился на колени, оперся на руки, замер. Наступила тишина. Туран стоял на четвереньках, не видя подкравшегося дракона… Острый хвост вошел в него сзади, копьем разрывая внутренности. Турам закричал. Через миг над ревущей толпой взмыла тряпичная кукла, конечности ее слабо подрагивали.
Когда глыба двинулась с места, люди — Родригес, Гуиано и Аерон — бросились на стражников…
Глупо… Они только что проиграли бой, а ведь в руках было оружие. Глупо… Тройка людей не смогла бы прорваться через ряды охранников, которые были готовы к вспышке отчаяния. Аерона выволокли на площадь…
К ногам гиганта упал меч, сталь коротко пропела. Аерон в задумчивости поднял клинок, взвесил его в руке, недовольно поморщился.
— Мы стобой, — закричал Родригес, — да хранит тебя…
Его голос утонул в реве толпы. Аерон прыгнул вперед, увернулся от быстрой как молния когтистой лапы. Получил удар крылом, но устоял на ногах. Перекатился через плечо, избегая огненной струи. Есть! Меч ударил по шее врага и тут же отскочил, словно панцирь дракона был из стали.
— Гу! Гу! — кричала толпа, все плотнее смыкаясь вокруг арены, на которой человек вел бой с драконами. Еще удар урылом! Аерон не упал… Он извернулся, прорываясь сквозь плотную струю огня, вонзил меч в открытую пасть!
— Да! — орал Родригес.
— Да! — Этот миг был счастливым и для Гуиано.
Их хриплые голоса сливались в единый вой, превосходивший по мощи недовольный гул толпы. Через миг стая рвала тело Аерона на части, заливая человеческой кровью пыль и камни у самого подножья башни.
— Родригес! — последовала команда из полутьмы прохода.
Король вздрогнул и, не глядя по сторонам, двинулся вперед. Гуиано остался один…
Как умирал сэр Родригес? Что делали с ним драконы? Этого Гуиано не видел. Он знал только: нечеловеческий вопль, донесшийся до него из-за стен, возвещает о том, что…
— Гу, — коротко бросил дракон, когда плита отъехала в сторону.
Гуиано выпрямился, шагнул в темную пасть проема.
Одна ступенька, другая. И не ступеньки вовсе. Каменные глыбы, необработанные, грубые. Три, четыре. Впереди спина дракона — мимо не проскочишь. Позади еще два стража, не дадут уйти… Господи, какой смрад от их дыхания! Семь, восемь… ди и некуда уходить. За всю ночь не нашли куда… Одиннадцать, двенадцать… а сейчас и подавно не сбежишь. Тридцать восемь… Он один был против глупого амбициозного похода… Пятьдесят два, пятьдесят три… Эта война никому не нужна. Никому не нужна… Сто двенадцать… О чем и сказал королю — сэру Родригесу… двести тридцать. Один он и посмел возразить. Один и потерял свой титул… Двести девяносто три. Потом шел в пешем строю, в первом ряду воинов. Триста шестнадцать… Однако прожил дольше, много дольше, чем те, кто промолчал… Пятьсот двадцать два. Какая теперь разница? Сэр Родригес внизу, в пыли. Шестьсот семьдесят четыре… Жаль только Лиану. Уже никогда не взглянуть в ее глаза… Черт! Тысяча. Тысяча первая ступень. Глупая сказка, которой не бывает в жизни… Тысяча двадцать две ступени. Вот и свет. Все. Время колебаний прошло!
Толпа встретила возбужденным гулом, расступилась, пропуская вперед, по узкому шевелящемуся проходу, туда, где ждал он.
Гуиано преодолел расстояние, разделявшее их, замер, глядя в огромные круглые глаза. Все смолкло.
— Дерзко! — произнес дракон.
— Первый раз вижу лягушку, знающую чеоловечий язык, — парировал воин.
— Ты, потомок древнего рода, шел в первом ряду простолюдинов. Почему?
— Какое тебе дело, дракон? — процедил Гуиано. — Какое тебе дело до нашей, человечьей, суеты?