На плоту через океан
Шрифт:
Микки, садись-ка ты на ящик да загорай на солнышке рядом с Икки. О'кэй, кошечка, я знаю, ты любишь, когда тебя ласкают. Да, да, я знаю, что ты самая черная, самая нежная маленькая кошка, которая когда-либо плыла на плоту.
Представь себе, кое-кто в Перу говорил, что ты принесешь мне несчастье только потому, что ты черная! Вот нахалы! Я сам причинил себе куда больше неприятностей, чем ты или Икки. Ах ты, маленькая черная пантера! Неужели ты думаешь, что Икки все же когда-нибудь попадется тебе в лапы? Ах ты, черный волчонок! Не горюй, Микки, в один прекрасный день мы снова окажемся на суше и посмотрим, понравится ли тебе запах земли! Ну, а травы, птицы и
Правда, иногда тебе приходится слушать мое пение и не допускать, чтобы летучие рыбы стукали тебя по носу. Ты только держись подальше от Икки, и у тебя не будет никаких неприятностей.
Теперь я считал Длинного Тома членом нашей артели. Думаю, что было бы даже грустно, если бы однажды, посмотрев в воду, я не увидел бы длинного торпедообразного туловища, плывущего рядом, точно бревно моего плота. Ночью он обыкновенно плыл на глубине четырех — шести футов, а днем поднимался до одного — двух футов. Что и когда он ел, для меня оставалось загадкой. От меня Длинный Том не получал достаточного количества пищи, чтобы поддерживать нормальный вес. Вероятно, акула может целый месяц обходиться без еды. Спал же Длинный Том на плаву. Несколько рыб-лоцманов всегда плыли перед ужасной пастью акулы, но Длинный Том не обращал на них ни малейшего внимания.
Иногда, растянувшись на животе и перегнувшись через край плота, я рассматривал Длинного Тома. Обычно акула тут же подплывала поближе к плоту, и я видел, как она, в свою очередь, смотрела на меня своими мутными страшными глазами.
— Знаешь ли ты будущее, Длинный Том? — спрашивал я его. — Чувствуешь ли ты, что скоро на плоту что-то должно произойти и ты будешь пировать? Ну, пошевеливайся, парень, скажи мне что-нибудь. Если ты имеешь виды на меня, старина Длинный Том, то ты ошибаешься. С этого плота ты ничего не получишь, кроме головы дельфина. Если ты не сумел полакомиться мною, когда я, как тонущий котенок, висел на леске, теперь тебе это никогда не удастся! Почему бы тебе не совершить небольшую прогулку в одиночестве, скажем за несколько сот миль или даже за тысячу миль? Разве у тебя нигде нет своего дома?
Всякий раз как я ловил дельфина, я отрубал ему голову и бросал в щель между бревнами на середине плота, рассчитывая, что она не достанется Длинному Тому. Но он сразу же догадывался, в чем дело, и устремлялся за головой. Когда другие акулы плыли возле плота, они тоже ныряли за дельфиньей головой. Когда же акулы снова всплывали на поверхность, я, кажется, видел, как они плотоядно улыбаются, отведав крови.
Вблизи плота выпрыгнул дельфин, описав в воздухе широкую дугу. Он был зеленоватый и отсвечивал золотом.
У большинства дельфинов ярко-синяя спина и серебристый живот. Все они отливают золотом. Вот почему в Южной Америке дельфинов называют "дорадос" — золотистые. Пожалуй, в это утро мне следовало бы заняться их ловлей. Вдали от плота из воды выпрыгнуло еще несколько дельфинов. Другие появились поближе и вскоре стали прыгать все выше и выше. Я подумал, не предвещает ли это перемену погоды?
Облака были разметаны по небу ветром. Белые полоски тянулись по всему небосклону. А дальше, к горизонту, сгрудились тяжелые тучи. Что-то готовилось на северо-востоке. Ветер дул с юго-востока. Появилось уже много барашков. Я ткнул пальцем в бизань, и напряжение паруса доказало мне, что ветер крепчает.
Теперь все бревна плота были густо окутаны водорослями. Железный руль также оброс водорослями и морскими уточками. На носу бревна были оплетены зелеными морскими растениями с толстыми листьями, и нос плота напоминал пышный зеленый ковер. По бокам бревна тащили за собой тонкие, похожие на волосы водоросли около двух футов длиной.
Я зачерпнул кружкой морскую воду и выпил до дна. Теперь я проделывал это ежедневно. Я выпивал не меньше двух кружек морской воды и не испытывал от этого ни малейшего вреда. Свежую воду я расходовал весьма экономно, только для приготовления кофе и мучной пасты, лишь время от времени выпивая один — два глотка.
Морская вода не вызывала у меня чрезмерной жажды. Я старался как можно больше держаться в тени, под небольшим навесом, натянутым между каютой и краем плота, и, хотя ежедневно мне приходилось работать почти до изнеможения, я избегал излишней физической нагрузки. Я все еще надеялся, что в один прекрасный день на меня обрушится шквал.
Как я был потрясен, обнаружив, что в банках осталось совсем мало воды! Как метался я по плоту в поисках посуды, в которую можно было бы перелить оставшуюся воду! Но теперь я примирился со своей участью. Я всегда мало употреблял в пищу соли. Не раз я наблюдал в ресторанах, что сидевшие рядом со мной люди съедали с одним блюдом больше соли, чем я употреблял за несколько месяцев.
Возможно, для того чтобы пить соленую воду, нужна своего рода моральная подготовка. Во всяком случае, мой опыт может принести пользу потерпевшим кораблекрушение. Люди всегда будут терпеть кораблекрушения, как это было испокон веков. Сидя в шлюпке или на плоту, они будут с тоской глядеть на беспредельный океан и думать о том, что у них в банках нет запасов воды, а солнце будет жечь им голову, как пламенеющий факел. Солнце и страх — вот главная причина гибели людей в морских просторах. Солнце за один день может убить человека, а страх медленно пожирает его изнутри.
Небольшой навес над головой, укрывающий от солнца, может спасти не одну жизнь; имеет также огромное значение сознание, что можешь пить, хоть в небольшом количестве, морскую воду. Все это может заставить человека продолжать борьбу за жизнь.
Глава XX. Борьба с дельфином
Рассветало. Я направился в каюту, чтобы завести часы и сорвать с прикрепленного над дверью календаря вчерашний листок — 29 августа. Так я делал каждое утро. Прошло почти семьдесят дней, как я покинул Кальяо, и теперь я приближался к Маркизским островам, проплыв около трех с половиной тысяч миль.
Собираясь заняться рыбной ловлей, я убрал с палубы все канаты. Обычно на ночь я раскладывал на палубе в должном порядке все расправленные снасти, чтобы в случае необходимости можно было быстро спустить рею.
Плот довольно хорошо держался на курсе, и я привязал штурвал бечевкой. За последний час океан успокоился и ветер ослабел. Было еще темно. Вскоре я услышал всплеск и убедился, что вокруг играют дельфины.
За ночь на палубу не упало ни одной летучей рыбы. Я внимательно осмотрел каждую щель и все ящики, особенно шлюпку, но вместо летучих рыб нашел двух небольших кальмаров. Вот уже несколько недель они неизменно забирались на плот, и я выбрасывал их обратно в море, ибо кальмары не годились для наживки.