На помощь далеким мирам

Автухова Лариса Николаевна

Невольно ее по-прежнему тянуло к перевалу. Все дни Эли вместе со своим семейством обыкновенно трудилась на клочке почвы, где росли злаки супругов Лиз и Зира. Под заунывные вопли ветра, не разгибая спины, они пропалывали сорняки и рыхлили слабые ростки злаков. Домой возвращались поздно, наспех перекусывали, что осталось с утра, и ложились спать. Изредка семья отдыхала от трудов на участке. Тогда Эли спешно покидала дом и убегала к самому перевалу.

По извилистой пыльной дороге она уходила прочь от селения и там, где пустынный путь вплотную приближается к подножию величественных гор, она переводила дыхание и опускалась на сухую корягу, жалкие останки древней тиры. Эли, умиротворенная своим одиночеством и тишиной,

царящей вокруг, устремляла свой взгляд в далекую высь, к самым вершинам перевала, словно надеясь отыскать среди их острых заснеженных пик лазейку для себя в другой мир, в иную жизнь. Но, по крайней мере, снизу перевал казался совершенно неприступным и бесконечно далеким, было ясно, что невозможно взобраться по его скалистым крутым склонам, почти лишенным растительности. Однако взгляд Эли упорно искал эту пресловутую лазейку и не находил. Но ведь что-то же должно было быть за перевалом! Что же, что?!

Каждый раз Эли все дальше уходила от родного селения в надежде найти путь перехода через неприступные горы. Но тщетно! Картина не менялась, горы хранили неприступность и молчание.

Глава 5

После долгих изнурительных холодов приближалось тепло. В этот год Эли трепетно наблюдала за наступающими вокруг изменениями. Сердце ее радостно билось оттого, что с каждым днем Светило все выше поднималось над перевалом, озаряя его заснеженные вершины ярким, пронзительным светом и принося людям все больше тепла. Почва мало помалу отогревалась и оживала, стала появляться редкая в это время года, буроватая растительность. Вслед за наступающими изменениями и люди словно оживали, выходили из состояния оцепенения. Около хибар и, особенно, на поляне, где обыкновенно отмечались праздники, все больше собиралось молодежи. Приближалось волнующее для молодежи время — время создания новых пар.

Эли, бывая неподалеку от мест этих встреч, издали украдкой наблюдала за девушками и их кавалерами. Среди них в этом году была и одна из ее сестер, Ида. Эли видела, как волновалась Ида под пылкими взглядами соседского паренька. Эли знала, что Ида и этот парень по имени Тиар встречались еще с прошлого праздника Светила. Родители Эли между собой уже тихонько обсуждали соединение двух молодых сердец. Они говорили о том, что надо будет построить для Иды и Тиара хибару, выделить им глиняной посуды и соткать новую одежду.

Однажды уже почти накануне наступления тепла и посадки злаков Лиз и Зир, необычно взволнованные и наряженные в лучшие свои одежды, куда-то удалились. После их ухода Ида совсем потеряла покой. Она принималась то за одну, то за другую работу, но всякий раз оставляла ее. Словно застывшая, она с раскрасневшимся лицом замирала, а ее необычайно блестящие глаза рассеянно устремлялись куда-то в пространство. Она была и не была.

Эли с удивлением наблюдала за сестрой, но ни о чем ее не спрашивала. В общем-то, ей было ясно, что Ида взволнована своими отношениями с Тиаром. Эли помнила, что вот также, волнуясь и трепеща, уходила из дома другая ее сестра, Дита. Ее жених, Арон, переживавший за исход этих отношений не меньше Диты, срывающимся голосом попросил разрешения Зир и Лиз увести их дочь в свой дом. Родители не возражали, да и было бы странно, если бы они вдруг стали бы противиться этому союзу. Ведь у отца и матери Арона была самая большая семья во всем селении. А это означало, что в доме много рабочих рук и работа спорится, разрабатываются новые участки под злаки и бобы, и семья всегда с урожаем. К тому времени, когда старшему сыну этого семейства, Арону, пришла пора создавать свой очаг, он вместе с отцом и братьями уже построил для себя отдельную хижину. Поэтому Зир и Лиз так радовались везению своей Диты.

Прошло время, пора девичества Диты давно забыта. Теперь она взрослая женщина, в мать, статная и степенная, воспитывает своих детей. Хотя Дита и Арон со своими детьми живут на окраине селения, у самого жертвенного камня, где обычно приносятся дары Светилу, но зато их дом больше других, в нем всегда есть пропитание и одежда, Дита и Арон с утра до позднего вечера трудятся на участках со злаками и бобами. По-мнению многих женщин селения, лучшей доли для женщины, чем у Диты, трудно и представить.

Родителей не было весь вечер. Они вернулись затемно, когда все семейство, не дождавшись отца и мать, уже улеглось спать. Сквозь сон Эли слышала их негромкие разговоры. Мать восхищалась радушием родителей Тиара, его скромностью и почтительностью к старшим.

— Ты права, они хорошие люди, — поддерживал муж Лиз. — Если будет на то воля Творца, еще одна наша дочь будет пристроена.

— Так-то оно так, но все же Иде повезет не так, как Дите. У Тиара не такая большая семья, как у Арона. Нелегко им придется.

— Ничего, — утешал отец мать, — мы поможем, соберем все силы по крохам, заготовим глину, построим им хибару, поможем возделать участок. А там, глядишь, дети пойдут, сами вырастят себе подмогу.

— Ох, пусть так будет, как ты говоришь! На все воля Творца!

Соединение Иды и Тиара отпраздновали накануне посева злаков. По обыкновению, все селение собралось на праздник. Семьи молодых угощали соседей только что испеченными лепешками и хмельным напитком. Молодежь танцевала под звуки цимбалин, старшие, пока еще не разгоряченные напитком, обсуждали виды на урожай и погоду, рассуждали о будущем молодых, Иды и Тиара. Но вскоре и они по одному потянулись к танцующему кругу.

В этот вечер Эли невозможно было, как обычно, укрыться в тени тиры. Не очень-то удобно отсутствовать на таком важном событии в жизни своей сестры, да и мать зорко следила за Эли, чтобы та не вздумала исчезнуть. Поэтому Эли пришлось промаяться весь вечер в бесплодных поисках занятий для себя. Говорить ей не хотелось, хотя ее сверстницы и сверстники вовсю болтали друг с другом, явно наслаждаясь своим обществом и уже, словно, примеряя на себя роль нынешних виновников праздника — Иды и Тиара, — которую вскоре придется сыграть каждому из них. Эли же никогда и не думала об этом. Ей и в голову не могло прийти, что скоро надо будет выбрать спутника жизни, построить с ним хибару, плодить детей, печь лепешки, работать на участке. Мать с удовольствием отмечала, что на Эли заглядываются ее сверстники, но ее безгранично тревожило и то, что дочь, замкнутая в себе, не смотрит ни на кого, думать не думает о своем будущем. Но, впрочем, утешала себя Лиз, не пришло еще ее время, а как придет, так сама еще будет выбирать себе спутника, навязывать никого не придется. Тем и успокаивалась.

В это время года вечера еще очень холодные, но веселая компания не чувствовала прохлады, под хмельными парами танцуя у костра. И только одной Эли было зябко. Пристроившись на сухой коряге прямо у костра, Эли чертила веточкой на песке какие-то фигуры. Обычно именно так она занимала свое свободное время. Машинально водя рукой, она даже и не всматривалась в свой рисунок, не старалась найти в нем какой-то смысл. Закончив, или равнодушно стирала, или же оставляла. Но больше никогда не возвращалась и даже не вспоминала.

Сейчас ей особенно было скучно, поэтому она взяла для рисунка побольше пространства, чтобы было чем себя занять до самого конца праздника. Правда, сегодня она невольно всматривалась в свое творение и находила в нем определенное сходство с окружающей обстановкой. Самое большое пространство в центре занимала веселая пара танцующих, вокруг них были и другие, но они не так четко вырисовывались из песка. А это сам костер, языки его пламени, жадно лижущие воздух, устремлены к самому небу. Поодаль на рисунке была изображена любимая тира, за которой всегда пряталась Эли.