На пороге мира
Шрифт:
– Она... Я хотел... Мы плыли... И тут... А я нырял-нырял, а... а ее нет, - путанно, но исчерпывающе описал ситуацию он, продолжая держать своим потухшим, мертвым взглядом, глаза женщины. То, что из них ушла жизнь, никак не повлияло на их непреодолимо магнетическую силу. Угрюмова и хотела бы разорвать зрительный контакт, а не получалось. И этот взгяд мертвеца, вытягивал жизнь и из нее самой, словно присосавшийся вампир, выпивает кровь из жертвы, быстро, страшно и неостановимо.
Тут крики на берегу отвлекли
А на берегу была суета: пристал катер спасателей. И с него на землю переносили длинный тяжелый сверток.
Юноша медленно встал и деревянными шагами двинулся в ту сторону. Было видно, что одевался он в спешке, не вытершись после купания, да и вообще не думая об этом: одежда на нем промокла и липла к телу. Рубашка была застегнута криво, не на ту пуговицу и наполовину торчала из штанов. Волосы были влажными и растрепанными. К светлым брюкам, в том месте, на котором он сидел, пристали сухие травинки, листья и частички земли, добавляя неряшливости в его вид.
А там, на куске брезента лежало голое тело девушки. Мертвой девушки. Совершенно и бесповоротно мертвой Лены Гонцовой. Героя Империи, капитана СИБ в отставке, Гонцовой Елены Васильевны.
Парень, также замедленно упал на колени перед телом и дрожащей рукой прикоснулся к ее лицу, отводя с него волосы. Кожа под пальцами была холодной и склизкой от воды и донной грязи.
Парень профессионально приложил пальцы к шее, нащупывая пульс на сонной артерии, но даже и без этого было понятно даже на взгляд совершенно неопытного человека, что поздно искать пульс. Дошло это и до парня.
Он не стал устраивать истерик. Просто отошел и привалился спиной к дереву. Закрыл глаза и замер.
– Леонид Васильевич, - обратился через какое-то время подошли к нему двое мужчин в одинаковых официальных костюмах.
– Да?
– открыл он глаза, не меняя позы.
– Вы должны будете проехать с нами, - сказал второй мужчина из этой двойки.
– Зачем?
– без всякого интереса спросил он.
– Для дачи показаний. Девушка умерла - мы обязаны расследовать обстоятельства.
– Что тут расследовать? Было жарко, с дуру полезли купаться. Отплыли от берега метров на двести - двести пятьдесят. Показалось не достаточно весело. Решили поплыть к берегу на перегонки. Я вырвался вперед. Какое-то время плыл. Оборачиваюсь - а ее нет. Я сперва позвал. Потом секунд через десять забеспокоился и начал нырять, выискивая ее под водой. Не нашел... Собственно все. Минут через десять поисков, поплыл к берегу, добрался до коммуникатора и позвонил в службу спасения.
– Вот все вот это, там и запишем в протокол. Поедемте, - настоял на своем первый.
– Вы ведь не отстанете?
– констатировал Леонид.
– Нет, - подтвердил его
– Тогда, поехали... Все равно ведь придется... Вы же думаете, что это я ее утопил... Естественно: он же убийца, мясник хладнокровный, что ему еще и свою любовницу завалить? Он же псих повернутый. Ведь так вы думаете, хоть и молчите сейчас. Поехали.
* * *
– Как он?
– спросила, подходя к односторонне прозрачному бронированному стеклу, строгая женщина в строгом костюме.
– Молчит, - ответил находящийся рядом майор Иванов.
– Боли не боится. Под спец. препаратами несет полную околесицу. Причем большинство на него вообще не действует. Врачи диагностируют необратимые последствия частого применения препаратов групп А, Б и S.
– То есть полный курс специальной подготовки к допросам? Плюс группы А и Б... То есть алкоголь и обычные, гражданские, наркотики на него не действую в принципе?
– уточнила Угрюмова.
– Да. На счет боли - специалисты говорят, что это медитативные техники контроля тела. Его на куски можно резать, а он стихи о солнышке и стрекозках сочинять в это время.
– Скорее уж обдумывать, что делать с вашим трупом и просчитывать варианты побега и прорыва. Не тот человек, чтобы про стрекозок стихи писать. Или Меконг забыли уже, майор?
– Это просто пример был. Неудачный.
– Что по уликам? Что вскрытие показало?
– Нет улик. Следов насилия или травм на теле не обнаружено. Вскрытие подтвердило, что капитан Гонцова просто захлебнулась. Нам нечего ему предъявить. А держать без предъявления - не та фигура.
– Как он вообще?
– Потухший, угрюмый. Замкнулся в себе. На контакт не идет.
– Выпускайте с извинениями. Его снаружи Принц ждет. Церемония прощания и похороны назначены на завтрашнее утро.
– Разрешите выполнять?
– Выполняйте.
* * *
Иван увидел идущего навстречу Леонида и ужаснулся. От того человека, что он помнил всего тремя днями раньше, не осталось ничего. Погасший огарок. Потухшая головешка. Ничего, что так выделяло его раньше среди безликой толпы не осталось: ни улыбки, ни ясного, прозрачного взгляда ребенка, взирающего на огромный и интересный мир. Ничего. Только тусклый, мертвый взгляд сломавшегося человека.
Поздоровались молча. Простым рукопожатием. Слова были лишними. Оно и без слов рядом с Леонидом было тяжело, словно могильная плита на плечи давит. Понятно, что ощущение чисто психологическое, на при этом настолько сильное, что физически сутулиться начинаешь.
Вышли из здания Управления и на флаере Принца, с охраной естественно (без охраны Иван теперь не ездил - попытка похищения и месяц в джунглях здорово прочищают слишком самоуверенные мозги), доехали до ближайшего кафе, где слегка перекусили. Опять же молча.