На пороге ночи
Шрифт:
– Мне, наследнику королевства, – грубо сказал Декстер, – ты предлагаешь пасти коров? Я правильно тебя понял?
Плечи Андрейса бессильно опустились.
– Там уже есть кто-то другой? – спросил Декстер. – Другой ребенок, другое обожаемое дитя… Говори!
Последние слова он прорычал как зверь. Андрейс вздрогнул.
– Да, – вздохнул он. – В замке другой младенец, которого мы похитили через две недели после… ухода Робина. Я предупредил Антонию, что это в последний раз. Мы стали слишком стары для подобных операций. Сколько тратится нервов, сколько приходится улаживать разных мелких дел, чтобы спрятать концы в воду. В итоге нас все равно раскроют, несмотря на все меры предосторожности. Лучшее доказательство тому – ваше здесь присутствие.
Он встал, подошел к бару, находившемуся в углу кабинета,
– Я старею, – продолжил седоусый мужчина. – Во время недавнего похищения у меня вновь открылась язва. Больше я не выдержу такого напряжения. Меня гложет постоянный страх. Антония не отдает себе отчета, она живет в своих грезах. Когда у нее очередной ребенок, она в эйфории, для нее это новый виток счастья…
– Мне наплевать на твои душевные муки, – прервал Декстер излияния принца-консорта. – Я – потерпевшая сторона и требую возмещения ущерба. Ты нас отвезешь домой, и я наведу в королевстве порядок. В одном ты прав: старик не может все взять в свои руки, а ведь Антонии нужна хорошая узда!
Андрейс нахмурился и сделал рукой предостерегающий жест, однако выразить свои соображения он не успел: в дверь позвонили.
– Это мой адвокат, – пробормотал он.
– Мы побудем пока в зале ожидания, – объявил Декстер. – Тебе нужно поскорее забрать деньги и, главное, держать язык за зубами.
Чтобы убедить его в своей решимости идти до конца, парень схватил с письменного стола что-то вроде небольшого кинжала, по-видимому, используемого в качестве разрезного ножа, и сунул за брючный ремень.
У Робина возникло жгучее желание убежать, и только уверенность, что Декстер, не задумываясь, всадит нож между его лопаток, помешала ему броситься к двери. Он проследовал за ним в приемную и сел на один из диванов. В приемной появился мужчина средних лет с надменным выражением лица. Он бросил рассеянный взгляд в сторону двух плохо одетых мальчишек, развалившихся на диване, и вместе с Андрейсом прошел в кабинет.
– Видел чемодан в его руке? – ликовал будущий суверен. – Набит до отказа банкнотами! С таким капиталом дела в моем королевстве пойдут на лад.
Как только адвокат удалился, Декстер решил поскорее покинуть опасное место. Андрейс был взвинчен, и казалось, что он вот-вот затеет скандал, все поставив на карту. Почувствовав это, Декстер вцепился в его руку так, что седоусый скорчился от боли.
– Без глупостей! – угрожающе прошипел он. – Выходим отсюда как добрые приятели, пересекаем холл и быстро забираемся в машину.
Андрейсу пришлось покориться. Он взял чемоданчик и выключил свет. Для налетчиков все могло сорваться каждую минуту. Декстер опустил правую руку в карман и многозначительно поигрывал ножичком, украденным из кабинета. Когда они проходили мимо портье, Андрейс напрягся, открыл рот, но удержался и промолчал. Переступив порог здания, трио сразу же направилось в подземную стоянку.
– Пустое дело, – снова принялся вразумлять их мужчина. – Антония и не подумает вас признать. Она посмотрит на вас так, словно впервые видит. Трудно это представить, но увы…
Декстер не удостоил его ответом. Андрейс еще раз вздохнул и остановился перед большим черным автомобилем с тонированными стеклами. Достав из кармана крохотную коробочку, он нажал на нее пальцем, и двери машины открылись. Робин нашел эту операцию весьма любопытной, напоминающей магические действия жрецов. Они уселись в автомобиль. Декстер занял место рядом с водителем, очевидно, чтобы наблюдать за ним во время поездки. Машина плавно въехала на бетонную эстакаду и встроилась в поток городского транспорта. Андрейс все время молчал. Робин не спускал глаз с его морщинистого затылка, поросшего седыми кустиками волос. Старость наложила неизгладимый отпечаток на плоть принца-консорта. Робину вспомнилась иссохшая, иссеченная глубокими трещинами резина старых шин, наваленных кучей за зданием фермы у Джудит Пакхей, его… матери. Что и говорить, Андрейс был стар, изношен. Смешавшись с толпой мира, который Антония называла «внешним», он потерял свою значительность, от былой импозантности ничего не осталось. В то время когда Робин поджидал его у входа, мимо проследовали не менее трех десятков стариков куда более представительных, чем он. За пределами замка фигура Андрейса становилась мелкой, невыразительной. Королевский нимб, сверкавший вокруг его головы, внезапно погас в потоке солнечных лучей «внешнего мира». Не могло ли случиться того же и с Антонией?
Выехав из предместья, автомобиль некоторое время катил по пригороду с редкими деревенскими домиками, а потом потянулись теряющиеся за горизонтом поля.
Плотность транспортного потока то возрастала, то уменьшалась, по мере того как они удалялись от наиболее оживленных участков дороги, так что водителю приходилось постоянно менять скорость. Когда поля сменились лесистой местностью, принц-консорт снова обрел дар речи.
– Жизнь Антонии сосредоточилась на новом младенце, – проговорил он. – Все повторяется. Она обустраивает детскую, разрисовывает стены изображениями животных, поет ему песенки, которые раньше пела вам, в вашу бытность маленькими принцами… Я был против последнего похищения. С годами все усложняется. Рано или поздно мы оставим какой-нибудь след. Полиции нетрудно будет вывести ряд повторяющихся деталей: изолированное поместье, мексиканские дети в роли слуг. На базе этого сыщики составят «профиль преступления», введут данные в компьютер… В самом начале почти не было риска, но теперь другое дело, мы слишком часто придерживались одного сценария. Последний замок покинули в панике, все побросав на месте. Ночью у меня возникло предчувствие, что вот-вот нагрянет полиция, я затолкал Антонию в машину, и мы уехали.
Андрейс немного помолчал, стараясь приободриться, но, по-видимому, у него не получалось.
– Все тяжелее находить большие изолированные постройки… отвечающие вкусам Антонии. Пристрастие к таким зданиям делает нас уязвимыми, снабжает полицейских ценными сведениями, благодаря которым легко выйти на похитителей: достаточно как следует допросить агентов по недвижимости. Мы идем по лезвию ножа, кольцо все время сужается. Не удивлюсь, если в ближайшие недели к нам заявятся полицейские. На этот раз работа была проделана грязно, не исключено, что мы наследили. При современном уровне криминалистической науки разве можно быть в чем-то уверенным? По зернышку, найденному в следе от шины, они легко установят, из какого региона прибыла машина. Вот чего я боюсь.
– Ты пробуешь нам втолковать, – проворчал Декстер, – что следовать за тобой все равно что класть голову в пасть льву?
– Именно так, – подтвердил Андрейс. – У меня предчувствие, что на этот раз выпутаться не удастся. Антония перегнула палку: ресурс нашего везения полностью выработан. Сопровождая меня в замок, вы сами отдаетесь в руки полиции. Лучше попытайте удачи в чем-то другом, у вас еще все впереди! На вашем месте я не стал бы раздумывать. Переберитесь в Мексику: с такими деньгами вы заживете как короли. Возьмите содержимое этого чемоданчика и уходите, только, ради всего святого, не беспокойте Антонию. Умоляю вас. Пусть досмотрит свой сказочный сон, я знаю, что долго он не продлится. Она сейчас счастлива… Как только у нее появляется очередной ребенок, Антония возрождается к жизни, превращается в двадцатилетнюю, она снова полна сил и энтузиазма, словно ее душа сохраняется неизменной в течение многих лет. Но вы не сможете этого понять, потому что слишком молоды! Я вижу морщинки на ее лице, седые волосы, которых становится все больше, но внутри она остается юной, будто годы над ней не властны. Со мной все не так. Я не умею подчинять себе время, душу мою ничто не защищает от разрушения. Из нас двоих старею только я, потому что несу всю страшную тяжесть этого союза, взятую мной добровольно.
– Что за чушь? – зевнул Декстер. – Кончай петь нам душещипательные романсы, тебе не удастся нас разжалобить.
– Огрызаться легче всего, – вздохнул Андрейс. – В вашем возрасте многого не понимаешь. Но хочу сделать признание: последнего похищения я старался не допустить, помешать ему, использовав все средства. Оно приводило меня в ужас. Я представлял Антонию в тюрьме, а затем – в приюте для умалишенных. Уверен, ей не перенести таких испытаний. Сколько раз я принимался ее уговаривать, но она не желала ничего слышать. Знаете, когда она в этом состоянии… в ожидании младенца, нет силы, которая смогла бы ее удержать. И тогда она становится опасной… для себя самой, для меня: никакая логика больше в расчет не принимается…