На пороге Нового Завета
Шрифт:
Ибо Он Бог правды и нелицеприятен.
Сир 7, 9; 34, 18; 35, 11-12
Смертный, напоминает Сирах, не может равняться с Сущим, он должен благодарить Его за жизнь, которая ему дарована, и если она коротка-то такова небесная воля. Чем больше человек познает величие Творца, тем меньше чувствует себя вправе предъявлять Ему требования. Проходя по жизни, наслаждаясь ее дарами, трудясь для себя и других, исполняя Закон Божий, человек находит источник высшей радости в созерцании Славы Сущего.
Вспомяну я дела Божии и то, что я видел, расскажу.
По слову Божию явились творения Его, и дела милости Его по велению Его.
Он устроил великие дела премудрости Своей, Он один от века и до века,
Не
Как прекрасны все дела Его (хотя можно видеть лишь искру их).
Одно превосходит другое по своей красоте, и кто насытится, созерцая это великолепие?
Сир 42, 15 сл.
Вслед за автором Книги Иова Бен-Сира рисует картины природы и заключает их благодарственным гимном:
Еще столько же сказать - все не кончим, а конец всего Он есть все.
Будем теперь славить Его, ибо мы не сможем всего исчерпать, ибо Он выше всех творений Своих.
Чуден Господь, превыше всего, и дивно могущество Его.
Кто видел Его и может рассказать, и кто прославит Его таким, как Он есть?
Многое скрыто, гораздо более этого, и немногое лишь видел я из дел Его.
Сир 43, 29 сл.
Но, в отличие от других хакамов, Иешуа уже не ограничивается только размышлениями о Боге, являющем Себя в творении. Он говорит и о Сущем, Который открывает Себя и действует в истории. Однако по преимуществу это история библейского народа, который получил от Бога учение Премудрости. Иешуа сурово осуждает жителей Палестины, оказавшихся под влиянием язычества: идумеев, филистимлян и "глупый народ, живущий в Сихеме", т. е. самарян, которые, по его словам, вообще "не есть народ". Таким образом, писатель утверждает себя исповедником строгого иудаизма.
В "Панегирике отцам" (44-50) Иешуа славит великих мужей древности, которые жили согласно разуму и Закону и которым Бог открывал Свою волю. "Тела их, говорит Сирах,- погребены в мире, а имя их живет из рода в род". Это - праотцы человечества, патриархи и благочестивые цари, пророки и учители Израиля. Каждому из них Бен-Сира дает краткую характеристику и завершает это шествие праведников Симоном II - отцом Церкви Ветхого Завета. А дальше? На Симоне Иешуа обрывает свой панегирик и не стремится заглядывать в будущее. Хоть он и назвал Исайю человеком, который "даже от вечности предсказал грядущее", сам философ почти ничего не говорит о мессианском Царстве (21). Это отличает его от пророков. Единственное, во что Иешуа верит: в наступление времен, когда и язычники познают истинного Бога. Он молится:
Ускорь конец и назначь время, чтобы все возвестили о великих делах Твоих.
Услышь молитву рабов Твоих по милости к народу Твоему,
Чтобы узнали все концы земли, что Ты Бог вечный.
Сир 36, 9, 18-19
В лице Бен-Сиры мы находим законченный образ такого ветхозаветного человека, который живет вне эсхатологии, вне мессианства. Иешуа учил людей не столько надеяться и ждать, сколько жить в повседневности, ориентируясь на разум и Закон Божий. В его наставлениях воплотилась та сторона религиозной этики, которая воспитывает цельность души, стойкость воли и чистоту.
Церковь Закона нуждалась в учителях типа Бен-Сиры. Если раньше тесное соприкосновение с язычниками вело к необходимости оберегать самую веру, то теперь такое соседство выдвинуло на первый план нравственный идеал иудейства. Как бы иллюстрацией этому может служить книга, написанная примерно в то же время, когда жил Иешуа. Она называлась Товит по имени своего главного героя. Рассказчик изобразил в ней израильтянина таким, каким, вероятно, хотел бы видеть его сын Сирахов.
Книга Товита соединяет в себе драматизм сюжета с рельефно обрисованными характерами героев. Читатель невольно переживает с ними их беды и радости, с напряжением следит за их приключениями. Живые картины, напоминающие рассказы Книги Бытия, перемежаются с молитвами и духовными размышлениями персонажей. Нет смысла доискиваться, лежат ли в основе повести какие-то действительные события. Во всяком случае, исторических анахронизмов в Книге Товита куда меньше, чем уверяли многие придирчивые критики. Ясно и то, что содержание рассказа не могло быть измышлено иудейским писателем. Ведь он бесспорно предпочел бы говорить о своих единоплеменниках, а не о жителях Северного царства (22).
Это незатейливое, но дышащее искренней верой сказание прославляло людей, которые даже на чужбине не оставляют Закона Господня. Ветхозаветная Церковь живет всюду, где есть верные, исповедующие Творца и послушные Его воле. Автор Книги Товита и Бен-Сира-люди одного духа, цель у них общая: дать наставление в праведной жизни.
Замечательно, что и тот и другой, живя в окружении языческого мира, не могут примириться с мыслью, что истина будет навсегда уделом одного Израиля. Надежда на всеобщее обращение звучит в молитве и завещании Товита:
Благословен Бог вечно живущий и Царство Его!
Прославляйте Его пред язычниками, сыны Израиля!
Ибо Он рассеял нас между ними.
Там возвещайте величие Его,
превозносите Его перед всем живущим
И все народы обратятся,
и будут истинно благоговеть перед Господом Богом,
и ниспровергнут идолов своих,
и все народы будут благословлять Господа.
Тов 13, 1, 3; 14, 6-7
Но когда автор писал эти строки, он едва ли мог сознавать, сколько препятствий лежит на пути к его мечте. Ведь он жил на Востоке, органической частью которого Израиль был с самого начала. Язык, культурные корни, стиль мышления, религиозная символика все это роднило евреев с соседними народами. Псалмы родились из ханаанской поэзии, Моисеево право многим было обязано законодательствам азиатских держав, хокмическая литература питалась из халдейских и египетских источников, а персидская религия была самой близкой к иудаизму. Поэтому можно было вполне представить, как пророки Елисей или Иона проповедуют в Дамаске или Ниневии.
Однако с приходом Александра многое изменилось. Эллинизация преобразила Восток, и греки стали во главе тех, к кому Израиль мог обращаться теперь в первую очередь. Этот диалог иудейства и эллинства был связан с великими надеждами и великими опасностями.
Глава пятнадцатая
ЦЕРКОВЬ ЗАКОНА
1. Как уже отмечалось (см. "Вестники Царства Божия", приложение о Второзаконии), под "святым местом" древняя традиция подразумевала, вероятно, один из северных городов (Сихем?). Но реформа царя Иосии (621 г.) переосмыслила эту заповедь, сделав центром Иерусалим и его Храм. В манускриптах самарянского Пятикнижия есть специальные поправки, подчеркивающие святость именно Сихема (напр., в Исх 20,17). См.: Е. Wurthwein. Der Text des Alten Testaments. Stuttgart, 1966, s. 47.
2. Иосиф Флавий. Арх. XI, 8. Историк отмечает, что старейшины Иерусалима требовали от Манассии, чтобы он развелся с дочерью самарянина Санбаллата. Это привело к разрыву и переселению Манассии в Самарию.
3. Самарянские манускрипты были найдены весной 1962 г. в Ваиди-Делия, на севере от Иерихона. Документы, вероятно, принадлежали самарянам, бежавшим из города после подавления Александром мятежа в Самарии. См.: H. Bardtke. Bibel, Spaten und Geschichte. Leipzig, 1967, s. 109-111.
4. В талмудическом трактате Масхет кутим (II, 28) признается, что, если самаряне откажутся от почитания Горы Гаризим, они будут равноправны с иудеями. См. русский перевод трактата в приложении к кн.: В. Рыбинский. Самаряне. Киев, 1913. с. 30.