На пороге «оранжевой» революции
Шрифт:
Та «постсоветская» часть населения Украины, которая не присоединилась к революции, была парализована непривычным типом поведения своих оппонентов. Это было «поведение постмодерна», лишенное и закона, и «понятий». Дело не в разной степени аморальности, а в несоизмеримости стилей двух сообществ, принадлежащих к двум разным культурным эпохам (неважно, что эта «принадлежность к постмодерну» у толпы на Майдане была краткосрочной, наведенной режиссерами спектакля).
Что могли ответить постсоветские люди на непрерывно повторяемый «оранжевыми» лозунг: «Все нормальные люди с нами, всё быдло уркаганное – с ними»? Они просто остолбенели. Огульное поливание грязью Януковича и его сторонников, обвинение их во всех грехах тоже вызвали замешательство. Янукович – сепаратист, хочет отделиться (хотя именно «оранжевые» первыми отказались повиноваться властям, приведя страну к расколу)! 96% голосов за Януковича в Донецке – подтасовка (а 93% во Львове за Ющенко – выбор народа), Люди Януковича насильно гонят студентов на митинги, нанимают спецпоезда для перевозки пьяных шахтёров из Донецка в Киев (хотя все знали, что на западе Украины на митинги насильно гонят всех, вплоть до младших школьников, и все в Киеве видели, что улицы и переулки рядом с площадью Независимости забиты автобусами с западноукраинскими номерами). Спорить было глупо – пространства для диалога не существовало. Господствовал постмодернистский спектакль, и зрителям слова в нем не давалось.
Беззащитно оказалось постсоветское сознание и против манипуляции – причем с использованием методов, которые уже применялись во время перестройки. Не вызвали они иммунитета в сознании, катастрофа 90-х годов оказалась недостаточна, чтобы произвести катарсис, заставить людей «починить» сознание. Выше уже говорилось, что на Украине был применен тот же миф, что и в РСФСР при избрании Ельцина – «оппозиция против номенклатуры».
Вообще, антигосударственный синдром перестройки оказался на удивление живучим – у очень большой части населения Украины вызывала ненависть сама власть, те хозяйственные структуры и даже трудящиеся, которые эту власть поддержали. Вот что писал в редакционной статье журнал, целиком посвященный «оранжевой» революции: «Удивительны свойства постсоветского образованного класса – нетерпение и пугливость. Едва только развернётся хоть вполсилы государственная конструкция, как вступает хор: авторитаризм наступает! Геть! Долой! Довольно! Едва консолидируется массовое политическое представительство неких значимых экономических интересов, как звучат испуганные охи: коли дадим им победить, так всё, конец, эти – ни с кем не делятся, они всех слопают! Разве не так твердили украинцам „оранжевые“ агитаторы о „донецких“, развернув неслыханную по беспардонности антивосточную кампанию»166.
Опыт Украины показал, что постсоветская власть почти полностью утратила инструменты рационализации конфликта, то есть возможность обратиться к обществу с изложением сути выбора, который надо сделать населению, наблюдающему за столкновением власти и оппозиции. Методы рационализации, то есть представления противоречий в разумных терминах с применением разумной меры, вырабатываются соответственно типу и культуре данного общества. В культуре с православными или мусульманскими корнями власть ведет с обществом разумный и реалистичный разговор на ином языке, нежели в культуре «свободных индивидов». Переход к языку, не соответствующему типу общества, ведет к пресечению диалога и взаимопонимания. Происходит отчуждение населения от власти, растет недоверие к ней. С другой стороны, и власть (шире – весь правящий слой) перестает понимать процессы, происходящие в массовом сознании. Одной из главных причин резкого ослабления власти в СССР и стало то состояние, которое Ю.В.Андропов определил так: «Мы не знаем общества, в котором живем».
В СССР расхождение между языком власти и языком населения увеличивалось начиная с середины 50-х годов. К 80-м годам образовался разрыв, накопившиеся социальные противоречия, которые вовсе не были антагонистическими, не находя выхода, превратились в призраки, которые бродили по Союзу. Горбачев эксплуатировал эти призраки и привел к катастрофе советской государственности, оставшись в коллективной памяти как изменник Родины.
Представителем власти, потерявшей общий язык с обществом, на Украине оказался В.Янукович. Он, будучи премьер-министром правительства Кучмы, утратил возможность говорить на близком обществу языке земных понятий, а вынужден был, защищаясь от нападок Ющенко, обращаться к категориям «прав человека» и «демократической законности», которые давно утратили всякий смысл и авторитет, да и попросту надоели людям. Он не имел возможности и навыков для того, чтобы изложить людям суть исторического выбора, представленного двумя кандидатами, личные достоинства и недостатки которых несущественны по сравнению со значением этого выбора. В.Янукович проиграл, имея разумные основания для победы.
«Постсоветская» часть украинского общества, на которую и опирался Янукович, ждала от него разумного реалистичного проекта. Но он, в принципе имея возможность ответить на этот запрос, вел себя как «западный» политик, пытаясь переиграть Ющенко на его поле и вторя оппоненту о «европейском выборе» Украины. Ю.Громыко пишет: «Янукович не заявил проекта национального масштаба, в котором каждому украинцу есть место. Выступив прорусским политиком, он опёрся на… “пустоту” В.В.Путина, который тоже не выступил с проектом цивилизационного масштаба, определяя роль и функции Украины в этом проекте… Но никакого содержательного проекта у Януковича в процессе избирательной компании не оказалось. В этих условиях Янукович был обречён».
В. Осипов пишет о состоянии избирателей на востоке Украины: «Там люди в большинстве своём поддерживали Януковича, но без энтузиазма, так, спокойненько. Ходили и голосовали. В обычной ситуации этого оказалось бы достаточно. Но в революционной – нет… Таксист из Энергодара рассказал, что у них в городе почти все были за Януковича. А хозяин автопарка – за Ющенко. И вот, угрожая шофёрам увольнением, он потребовал, чтобы они надели на машины оранжевые ленточки. Они надели. Работать стало невозможно – никто не хотел ехать. Как-то ночью наш герой подъехал к ресторану, откуда вышли три здоровенных мужика в сине-белых шарфах, заставили бесплатно возить их по городу, а потом чуть не разнесли машину. И всё за оранжевые ленточки. Он – к шефу: пиши бумагу, что если машину разобьют, то мне ничего не будет. Шеф – в отказ. Тогда ребята ленточки сняли. Вот такой накал страстей».
Беззащитным оказалось и сознание значительной части населения Украины и против другого мощного средства манипуляции – активизации и раскручивания национализма (в данном случае антироссийского). Этот фактор требуется рассмотреть особо.
В первых главах мы говорили о тех причинах слабости государства при воздействии на него технологии «оранжевых» революций, которые коренятся в сфере сознания и культуры. Однако все революции, какими бы «оранжевыми» они ни были, используют для замены власти реальные социальные противоречия. В гл. 1 уже говорилось о том, что опыт ХХ века заставил отказаться от свойственного историческому материализму представления о том, что революция, которая опирается на реальное социальное противоречие, неизбежно носит прогрессивный характер, то есть направлена на такое разрешение этого противоречия, которое открывает путь для прогрессивного развития общества. «Оранжевые» революции организуются так, чтобы использовать накопившееся недовольство масс и едва народившуюся революционную энергию для достижения политических целей, никак не связанных с разрешением социальных противоречий в интересах этих самых масс.
А.Бузгалин, развивая афоризм Ленина («Пролетариат борется, буржуазия крадется к власти»), дает трактовку «оранжевой» революции как эпизода классовой борьбы. Трактовка, на наш взгляд, совершенно неадекватная, но расхождение целей «массовки» и режиссеров отражено верно: «Наиболее активными, энтузиастичными и постоянно работающими на победу Майдана стали “рядовая” интеллигенция, молодежь (прежде всего студенчество) и рабочие. На их плечах, на их поте и энергии приходят к власти буржуа и “оппозиционные” олигархи Украины, потеснив (но не победив до конца) старую олигархо-бюрократическую власть»167.
Конкретно «оранжевые» революции в Югославии, Грузии и на Украине были эффективным «перехватом» энергии массового недовольства и применением его как тарана для смены типа государственности этих стран в интересах строительства Нового мирового порядка. А. Головков пишет: «Технология построения хорошо организованной толпы – ключевой элемент всей соросовской революционной механики. Толпа – механизм одноразового использования, поэтому требует больших, но одноразовых затрат. Большинству из „протестующих против антинародного режима“ не надо даже платить – они делают это вполне добровольно. Им необходимо прежде всего выплеснуть свой гнев против окружающей скверной действительности. И они получают такую возможность. Недовольные жизнью граждане составляют весьма значительную часть населения любой страны. Поэтому „армию протеста“ всегда можно навербовать, если имеются необходимые на то деньги»168.
При этом устанавливалась новая власть, лишенная остатков государственного суверенитета и превращающая эти «бывшие» страны в периферийное пространство нового порядка. Разрешение или простое подавление прежних противоречий, использованных в такой революции, в дальнейшем будет происходить по планам и исходя из критериев той метрополии, которая и была заказчиком и теневым руководителем переворота. В каких-то случаях это может соответствовать желаниям и надеждам «революционных масс», а в каких-то будет противоречить, но это уже не будет играть существенной роли в ходе дальнейших событий169.