На пороге перерождения
Шрифт:
— Да что, мать вашу, ты такое несёшь, больной старик?!
— Около двадцати лет назад я был болен страшной болезнью. Кашель поразил меня на столько, что в какой-то момент я потерял способность к передвижению. Все лекари, как один, твердили, что это конец. Жизнь была потрачена зря. Тратя время на попытки стать кем-то, я не учёл того, что смерть придёт за мной, и перед этим самым днём никто не вспомнит меня, как хорошего мужа, прекрасного отца, и не поблагодарит за лучшую жизнь, прожитую вместе. Я понял, что совершенно одинок на смертном одре. Погибая, я хотел только одного — чтобы хоть кто-нибудь пришёл ко мне, проводить в последний путь. Но
Послушно исполняя приказы высших существ, двигая империю в необходимом направлении, всячески влияя на императора и его семью, я снова позабыл о родных. Я на столько увлёкся своей новой должностью, на столько сильно был окрылён своей избранностью, что вспомнил о своих планах только спустя восемнадцать лет. Но к тому времени было поздно что-то менять — отданный на откуп служанок и денег сын вырос в безвольную тряпку, бесхребетного неудачника, который неспособен практически ни на что без помощи своего папочки. И теперь я ненавижу этого ребёнка так же сильно, как ненавижу себя.
Вы наверняка уже задаётесь вопросом, к чему я рассказываю всё это вам. Всё очень просто, господин Васк. Потеряв все свои мечты, испоганив шанс, данный мне свыше, я понял, что у меня нет ничего, кроме моего предназначения. Всё, что я делаю, я делаю только ради того, чтобы не разочароваться в себе окончательно. Вечные избрали меня для великой цели. Они дали мне возможность изменить мир в лучшую сторону. И эта возможность — это всё, что у меня есть.
Теперь вы понимаете, что мир слишком тесен для нас двоих? На этой земле не может быть сразу нескольких исполнителей воли вечных.
Приходя в нехилом шоке от услышанного, я не придумал ничего лучше, кроме как спросить:
— С чего вы вообще решили, что я исполняю чью-то волю?
Тишина.
— Это ведь очевидно. Если бы, господин Васк, вы не исполняли их волю, они бы давно позволили мне прикончить вас. Но вместо этого, раз за разом они требуют, чтобы я дал вам шанс. Они постоянно твердят, что я не могу вмешиваться в вашу судьбу. У меня нет права убить вас собственноручно. Пусть судьба решит, достоин ли он жизни, — говорят они мне.
— Вы тоже обладаете какими-то способностями? — решил поинтересоваться я. Сменить, так сказать, тему. Чтобы хоть немного понимать происходящее.
— Можно сказать и так. Но это ни в коем случае не сравниться с теми способностями, которыми вечные наделили вас.
— Простая зависть? А если я скажу, что никто и ничего мне не приказывает. Я не исполняю чужую волю. Всё то время, что я обладаю способностями, я просто пытаясь спастись. И, скажу больше, вечные не давали мне никаких способностей. Всё произошло совершенно случайно. Просто я оказался не в том месте и не в то время. Хотя, если судить со стороны того, что без способностей я бы уже давно был мёртв, всё не так уж и плохо.
— Я тебе не верю, — прозвучал спокойный ответ.
— Я думал, у нас тут вечер откровений, — тон сменился. Осознав слабость Катсу-Абэ я начал разговаривать с ним совсем по-другому. Теперь я больше насмехался над ним, нежели пытался что-то разузнать. — Ну ладно, разу уж не хотите общаться, то и я, пожалуй, избавлю себя от этого груза.
— Так или иначе, это будет наш последний разговор. Сегодня вы умрёте наверняка. Лабиринт закрыт. Выхода нет. – я тут же вспомнил про грохот. Вот ведь… — Двери откроются только тогда после вашей смерти.
В этот самый момент из противоположного входа комнату вошли несколько сражников. Те самые элитные войска. Одно отличало их от обычных стражей — горящие огнём глаза. Нет, не в переносном смысле, а в прямом. Это точно были не люди. Казалось, будто вот-вот пламя вырвется наружу и подожжёт их головы, придавая эффектности образу.
Подняв лук наизготовку, я прицелился. Интерфейс молчал. Удивительно. Что это значит? Уязвимых мест нет? Ну ладно, будем справляться самостоятельно. Выстрел. Стрела ударилась о твердый доспех, отскочив от него, как от каменной стены. Вот ведь дерьмо, — подумал я тут же… Стоять не было смысла. Только тратить нутриум. И самое умное, что пришло мне в голову, — бежать.
Я дёрнул обратно, туда, откуда пришёл, в надежде на то, что Катсу-Абэ соврал, и лабиринт не закрыт. Разумом-то я понимал, что спасения нет. Но вот надежда… надежда умирает последней. Ну может хоть какое-то чудо. Хоть, что-нибудь, — думал я, на бешеной скорости заворачивая за очередной угол. Грязь и песок сыпались на голову, а я продолжал бежать, не обращая внимания ни на что. Сердце готово было вырваться наружу, запас нутриума падал из-за усиленных нагрузок, да и по ощущениям я осознавал, что бегу гораздо быстрее, чем раньше — без СВК. Но свет в конце тоннеля почему-то никак не появлялся на моём пути. В итоге я просто уткнулся в стену.
Развернулся, сделал шаг, а в конце коридора меня уже поджидали всё те же стражники. Они гордо шагали на меня так, будто преодолели не несколько поворотов, а всего пару метров. Усталости в их шаге не было никакой. Тут я понял, что, наверное, просто заблудился, и всё это время бегал по кругу. Но какой толк от осознания чего-то, если ты стоишь у стены, путь на свободу закрыт, а сзади тебя поджимают существа неопределённого происхождения.
И тут, вдруг откуда не возьмись…
«Тебе нужно умереть».
«Что?» — если честно, я уже порядком подустал от голосов в голове, поэтому очередная реплика, раздавшаяся внутри, не вызвала ничего, кроме раздражения. «Ты кто ещё такой?»
«Просто доверься мне. Так будет проще. Не сопротивляйся. Они всё равно тебя убьют».
Хрен-то там, — подумал я, не отвечая на сообщение. Уже даже не хотелось узнавать, кто со мной говорит. Хоть голос не казался шутливым, а был, напротив, предельно серьёзным, я всё равно не стал доверяться воле случая.
Вынув заготовленную для Катсу-Абэ стрелу, я нацелился на самое, как неприкрытое место в доспехе одного из атакующих стражей. Задержал дыхание, выстрелил, стрела вонзилась точно в цель, даже не отскочив в сторону. Но никакой реакции не последовало. Существо как надвигалось, так и продолжило надвигаться.