На последней парте
Шрифт:
Тетя Бёшке заглянула в табель и только охнула:
— Боже милостивый!
Кати натянула кофту, надела юбку, всю в больших розах, и с веселой гримаской вытянулась перед тетей Бёшке.
— Пошли! — сказала она.
Какой крик подняла тут тетя Бёшке, лучше и не вспоминать!
— … Сейчас же раздевайся и отправляйся на кухню мыться! — приказала она.
«Ну, если она и с Лали, с женихом своим, будет так обращаться, то и трех дней не пройдет, как она уж вернется», — горестно подумала Кати. Тетя Бёшке вышла за ней следом на кухню, так что пришлось и в самом деле взять таз, плеснуть в него воды и поставить
«И пропадай там пропадом!» — посоветовала Кати и уже потянулась за полотенцем.
— Ты что же, и не собираешься мыло поднимать?! — обрушилась на нее тетя Бёшке.
Кати, как человек, которому решительно некуда спешить, удобно устроилась на корточках подле ящика и неторопливо стала шарить под ним рукой. Вдруг она вытащила маленькую кастрюльку и очень обрадовалась; быстренько поймала муху и с кастрюлькой пошла к крану, чтобы набрать воды и поучить муху плавать.
— Да ты с ума меня сведешь! — закричала тетя Бёшке и так дернула Кати за косу, что мыло чуть не само выскочило из-под ящика.
Наконец Кати вымылась с грехом пополам, снова оделась и с видом послушной девочки предстала перед тетей Бёшке.
— А ботинки? Ботинки твои где? — воскликнула тетя Бёшке.
«То есть как это — где ботинки? — испугалась про себя Кати. — Уж не думает ли тетя Бёшке, что я потеряла их! Да как можно потерять ботинки!»
— Есть у меня ботинки! — успокоила она тетю Бёшке.
— Надеюсь, — кивнула тетя Бёшке. — Ну, надевай!
Кати не была уверена, что хорошо расслышала приказание тети Бёшке, и потому быстренько выбежала во двор.
— Не холодно! — вернувшись, сообщила она с довольным видом.
Тетя Бёшке подняла руку. К счастью, Кати оказалась проворней, и затрещина так и осталась в воздухе.
— Все равно обувайся, — приказала тетя Бёшке. — В Пеште люди и зимой и летом в башмаках ходят. Поняла?
Кати кивнула, хотя понять ничего не поняла. Ну что за глупый обычай! Зимой, конечно, другое дело, но в такой чудесный, в такой теплый осенний день…
Потом Кати еще впихнула в себя два куска хлеба с маслом. Тетя Бёшке заплела ей волосы, при этом не обошлось без борьбы: ведь Кати повязала свою красную ленточку на запястье, вчера ей очень понравился красный браслет на руке у Этуки, и Кати подумала, что эта ее красная ленточка будет выглядеть не хуже. Но в конце концов все было готово, они тронулись в путь.
Как только они свернули за угол, Кати сразу догадалась, что вон тот темно-красный кирпичный дом и есть школа. Она и сама не могла бы сказать, почему догадалась, — наверное, потому, что это было самое неприветливое здание на всей улице.
Они поднялись на двенадцать ступенек — Кати от нечего делать посчитала их — и остановились перед удивительной дверью, которую надо только толкнуть, а закрывалась она сама. Тетя Бёшке тяжело дышала; она приложила руку к сердцу, совсем как киноартистки на плакатах. «Ну и фокусники эти будапештцы, — сердито думала Кати. — Из-за малюсенькой лестницы так запыхаться! Хорошо, что Лали не видит этого, иначе он ни за что не женился бы на тете Бёшке, и она осталась бы тут и каждое утро устраивала бы этот цирк с мылом». Кати отворила дверь и вдруг отпустила ее — пусть-ка дверь ударит тетю Бёшке по руке! Не сильно, но все же…
Вахтер сидел в своей каморке и чистил редиску. Он даже не поднял головы, когда тетя Бёшке спросила, где кабинет директора.
— Второй этаж, налево, — процедил он сквозь зубы и стал нарезать редиску ровненькими аккуратными кружочками.
— Ты здесь подожди, — распорядилась тетя Бёшке и запыхтела вверх по лестнице.
Кати присела на корточки возле стены и уставилась на вахтера. Одет он был в бежевый халат. У него были седые волосы и на одной руке не хватало среднего пальца. Дома в гимназии был точно такой же вахтер: Кати однажды помогала ему дотащить до дому мешок орехов и хорошо его разглядела. Только он ходил в черном халате. Интересно! Очевидно, когда нанимают в вахтеры, нужно отрезать один палец. А какой — это, наверное, безразлично, потому что там, дома, у вахтера не было большого пальца.
Вдруг сверху раздался голос тети Бёшке:
— Иди-ка сюда поскорее!
На верхней площадке тетя Бёшке взяла Кати за руку и повела в кабинет директора. Почему-то вдруг стали жать ботинки. И потом, Кати было не по себе оттого, что этот лысый дяденька в сером костюме так внимательно изучает ее. Ну что в ней такого особенного? Девочка как девочка.
— Значит, ты и есть Кати Лакатош, — проговорил наконец директор.
«Ясно, что я, кто же еще?» — подумала Кати, но вслух сказала коротко:
— Я.
— Табель у тебя довольно слабенький, — продолжал директор. — Надеюсь, здесь ты будешь учиться лучше.
— Конечно, лучше, — поддержала тетя Бёшке.
«Откуда она знает, эта тетя Бёшке?» — сердилась про себя Кати.
Ты будешь учиться в четвертом «А» классе, у тети Дёрди, — сказал директор. — Завтра без четверти восемь будь здесь, ты и так уж опоздала на две недели. Придется тебе догонять.
В кабинет вошла стройная учительница в очках, ростом чуть выше самой Кати.
— Коллега, — обратился к ней директор, — эта девочка будет учиться в вашем классе.
Тетя Дёрди поправила очки, потом положила руку на плечо Кати. Они посмотрели друг на друга. Кати очень понравились очки учительницы, без всякой оправы, и она тут же решила: когда вырастет, купит себе точно такие же.
Учительница вывела ее в коридор и усадила перед собой на стоявшую против директорского кабинета скамейку. В огромное окно напротив струился солнечный свет, и под его лучами все сверкало: чуть рыжеватые волосы тети Дёрди, черные косы Кати и выстроившиеся вдоль стены большие растения с зелеными листьями.
— Как тебя зовут? — спросила тетя Дёрди.
Все страхи Кати разом прошли, едва она услышала голос учительницы.
— Кати Лакатош.
Тетя Дёрди кивнула, словно этого именно и ожидала.
— Какой предмет ты любишь больше всего, Кати? — спросила она.
— Пение, — ответила Кати.
— А еще?
— Гимнастику.
— Ну, а затем?
— Рисование.
То ли учительница была удовлетворена, то ли ей надоело спрашивать, но она умолкла. Потом все же спросила еще: